Исповедь сталинского поколения - [54]

Попытки сбить меня репликами, типа «а вы докажите, что это не так», парирую: «Доказывать должен тот, кто что-либо утверждает», ссылаюсь при этом на Ленина и на закон. Спрашиваю: «Сейчас я заявлю милиционеру, что вы вытащили у меня кошелек из кармана — что тогда?» Реакция последовала мгновенно: «А вы докажите это…, да я вас…, в суд подам за клевету». Искомый результат получен. Продолжаю разоружение противника: «Вот видите, когда дело вас коснулось, сразу возмутились и потребовали доказательств, — назовите доказательства, подтверждающие виновность Сталина в каком-либо конкретном преступлении».

Возражения становятся уже робкими: «Да вот пишут, что есть списки на уничтожение людей, подписанные Сталиным». Контрвопрос: «А если бы вам заявили, что имеется расписка о получении денег у Иванова — а вы их не получали, — что бы вы сделали?» Отвечает не задумываясь: «Я бы потребовал назначить экспертизу — пусть она скажет, я ли писал расписку». — «Так почему же вы считаете, что раз речь идет о Сталине, мы обязаны верить адамовичам и поликарповым в том, что Сталин подписывал списки на уничтожение невиновных людей?..» — «Да, действительно… надо подумать…»

Чувствую, что публика с нарастающим интересом следит за этим диалогом. Реплики становятся неуверенными. Обращаюсь ко всем: «Кто ответит на мой последний вопрос?». Желающие нашлись: «Это установила Комиссия Политбюро. Если бы Адамович придумал что-то, газеты не публиковали бы его высказывания — разве мы не должны верить газетам?» — «А почему же вы не верите мне, когда я ссылаюсь на стенограммы политических процессов, опубликованные в газетах 1936–1938 годов?.. И о Комиссии Политбюро: Разве вам не известно, что ее председатель объявил сфальсифицированными стенограммы этих процессов? Чем это доказано, разве было расследование по этому вопросу?»

После минутного замешательства: «Разве можно не верить Комиссии?» — «Не верить нельзя, но и проверить надо, и это необходимо сделать следственным путем, поскольку заявлено о преступлении — фальсификации стенограмм судебных процессов, а преступление, как известно, должно расследоваться». Так постепенно подвожу слушателей к восприятию моего основного тезиса: и «преступления» Сталина, поскольку о них заявлено в печати, необходимо расследовать. Популярно разъясняю сущность презумпции невиновности и вытекающего из нее бремени доказывания.

…Три часа продолжалась дискуссия, начавшаяся как схватка непримиримых. Итог: два человека, которых в результате опровержения их доводов удалось призвать к самостоятельному мышлению, трезвой и взвешенной оценке всего, что они читают о Сталине, заявили участникам дискуссии: «Пожалуй, он прав в том, что вину Сталина надо доказать… нужен суд». Это уже была — пусть маленькая — но победа.

Не мог удержаться от того, чтобы на следующий день не проверить результаты своей «работы». Одевшись в другую одежду, подошел на расстояние слышимости к газетным витринам на Сумской улице, где, наверное, были и многие из вчерашних моих оппонентов. В общем хоре голосов собравшихся, возмущенных Сталиным-преступником, были слышны и голоса: «А прокурор прав — надо доказать судом вину Сталина; что будет, если я тебя назову преступником; а ты докажи, что те списки подписывал Сталин; на мертвого валить, конечно, легко…» Своей «работой» был удовлетворен.

Когда после дискуссии прочел комментарий кандидата исторических наук В. Мещерякова в «Ленінській зміні» за 15 октября этого года по поводу моего интервью газете, поразился почти полным совпадением комментария с тем, что слышал недавно у газетных витрин на Сумской. Совпали не только факты, аргументы и методика ведения спора, но и испытываемые оппонентами ко мне чувства. В. Мещерякова мои взгляды тоже шокировали, возмутили. Ему тоже трудно было преодолеть эмоции. И слова, которые ему хотелось выкрикнуть в мой адрес («чью честь, чье достоинство вы защищаете?!»), я потом слышал у газетных витрин.

Письмо в газету. «Когда взволнованная эмоциями душа разрывается от хрипа, — возможен ли серьезный, аргументированный разговор? Такого разговора не получилось. Как и у газетных витрин — бездоказательные выкрики о миллионах невинных жертв на совести Сталина, о списках с резолюциями и пометками вождя, об „альбомных делах“.

Об этом же кричали в суде Свердловского района Москвы доктор исторических наук Поликарпов, доктор философских наук Карякин и писатель Адамович. На мой вопрос: „А вы видели хотя бы один из этих списков или хотя бы одно „альбомное дело“?“, — последовал ответ: „Это всем известно“… А известно им, как и Мещерякову, от Хрущева, который „предъявил“ списки XX съезду партии и заявил, что экспертиза установила: Сталиным выполнены резолюции на списках. Известно из доклада, который почему-то не хотят опубликовать. А может, здесь столько же правды, как и в словах Хрущева „Сталин воевал по глобусу“, и в его многочисленных авантюристических заявлениях, известных всему миру?

Мне как прокурору-криминалисту, знакомому со способами установления фиктивности документов, очень хотелось бы взглянуть на эти списки и „альбомные дела“. Повторю то, что говорил в Свердловском районном суде Москвы и у газетных витрин на улице Сумской. Поскольку в печати заявлено, что списки и „альбомные дела“ доказывают виновность Сталина в уничтожении невиновных людей, то есть заявлено о преступлениях Сталина, — должно быть возбуждено уголовное дело, при расследовании которого необходимо предусмотренными законом способами установить все обстоятельства, имеющие значение для решения вопроса о виновности или невиновности Сталина.