Исповедь сталинского поколения - [31]

…А я все равно кривить душой не буду. Когда провожу экскурсии в колхозном музее, рассказываю о том, что наши колхозницы в годы войны собрали из личных сбережений 170 тысяч рублей на танковую колонну „Калининец“, за что получили благодарность от Верховного Главнокомандующего Сталина, чем очень гордятся. Ну, что я могу сказать, если они действительно получили письмо от Сталина, а не от Хрущева? Историю переврать нельзя. У многих старых колхозников бережно хранятся почетные грамоты с портретом Сталина за успехи в труде. Висят и в домах его портреты, в том числе и в доме моего отца, пережившего репрессии. Он с 1929 по 1986 год (исключая годы пребывания в лагере и годы войны) проработал председателем колхоза. Стоял у истоков коллективизации, знает, что и как было на самом деле.

Один мой читатель (средних лет) недавно наотрез отказался брать из библиотеки литературу, в которой плохо пишут о Сталине. Он сказал так: „Я уважаю этого человека за то, что именно при нем наша страна многого достигла и фашиста победила. А ошибки есть у всех“.

Многие читатели говорят мне, что им не нравится, как и под каким уклоном идет „развенчивание Сталина“, не нравится смакование наших трагедий, тенденциозность подхода к освещению нашей истории.

Я считаю, что, если руководитель любого ранга начинает свою деятельность с низвержения авторитета своего предшественника, он ничего не добьется. Горбачев поступает хитро. Сам как будто этим не занимается (автор: уже начал „заниматься“), для этого есть огромный аппарат идеологов. Но судя по тому, что он не одергивает зарвавшихся деятелей печати, — это ему по вкусу. Но как это непорядочно, как некрасиво! Люди это наблюдают, они теряют веру в руководителя.

К тому же, я думаю, многие наши руководители завидуют фанатичной преданности народа Сталину. Им этого не видать!»

Семенова Л. С. Ветеран труда, г. Красноярск. «Пишу Вам, чтобы выразить свою благодарность за защиту памяти и чести Иосифа Виссарионовича Сталина. Вы проявили беспримерное мужество: в годы оголтелой кампании против Сталина подняли свой голос в защиту того, кто сам уже не может защитить себя, свое имя, свое дело. Я называю это подлостью — обливать грязью мертвого — того, кого они так славили при жизни. Они, сегодняшние флюгеры, конъюнктурщики, приспособленцы, перевертыши, называют себя гуманистами, призывают к милосердию и в то же время ведут разнузданную пропаганду против мертвых, призывают их выбрасывать из могил. Для тех, кто жил в 30–40-е годы, Сталин остается символом социализма, служения Родине. Жаль, что людей, живших в те годы, становится все меньше, да и те, кто жив, немощны. А зло всегда агрессивно».

Еремеев Б. Т. 1937 г. рожд. Инженер. Ленинград. «Мое детство прошло под впечатлением рассказов отца, который, имея бронь, пошел добровольцем на фронт и в сентябре 1941 года раненым попал в плен, где находился до конца 1945 г. Никто его никуда ни в какую Сибирь (как сейчас у нас любят писать) не отправлял. Он приехал прямо в Ленинград. До войны он работал на номерном (военном) заводе и поэтому была произведена проверка, связанная с пребыванием в плену, прежде чем его приняли на этот завод (на нем он работал до пенсии). Рассказывал он мне и о пребывании в плену. Те, кто добровольно сдались, хвастали этим, „крыли“ И. В. Сталина, некоторые из них попали в армию Власова. Другие, даже выдержав все тяготы плена, напуганные американцами (вас, мол, отправят в сибирские лагеря), отказались вернуться на Родину. Но таких было значительное меньшинство. Мать моя наотрез отказалась покинуть блокадный Ленинград, хотя и имела на это право (имеющим двух детей было приказано эвакуироваться).

Вот так под влиянием отца и матери я и воспитывался. Пишу об этом потому, что не мог принять однозначно на веру то, что Хрущев преподнес нам о Сталине. Не мог, потому что Хрущев говорил о миллионах репрессированных (сейчас договорились о 60–80 млн.). А у меня никого ни среди родственников, ни среди друзей не было репрессированных. Я учился в трех школах и там ни от кого не слышал о репрессированных родителях и родственниках. Вот так, усомнившись в „правде“ Хрущева, я решил вступить в партию и начал собирать материалы о нашей истории для разоблачения фальсификаторов. Тогда антисталинская кампания не могла стать мощной, потому что в 60-е годы публиковались мемуары военачальников, партийных и государственных работников, хорошо знавших Сталина.

Нынешняя антисталинская кампания санкционирована не столько гласностью, сколько партийным аппаратом. Цель — отвлечь народ от дел насущных, свалить на И. В. Сталина потрясающие промахи последних 30–35 лет. Писатель Глинка договорился до того, что блокаду Ленинграда Сталин устроил специально, чтобы погубить ленинградцев. До такого бреда можно было договориться только при попустительстве власть имущих. В такой обстановке очень трудно отстаивать свои позиции. К тому же у нас на заводе партком стоит на антисталинских позициях и даже устроил диспут на тему „Можно ли Сталина считать коммунистом?“

Вот так, облив Сталина грязью, Хрущев почему-то нигде не опубликовал признания, которое он сделал драматургу Шатрову (по свидетельству последнего) о том, что у него руки по локоть в крови. И родственники его молчат об этом, совершенно опуская в своих публикациях, сколько „врагов народа“ помог ликвидировать „Наш Никита Сергеевич“, входя в 1937 году в „тройку“ в Москве, а затем на Украине.