Исповедь сорокалетней женщины - [24]

Мы выскочили вон из дома и поспешили скорее прочь со двора.

Только очутившись на соседней улице, я вдохнула воздух полной грудью.

Марина была сильно напугана. Она долго шла молча, а потом спросила:

-Что это было?

Чтобы не пугать её ещё больше, я пожала плечами и как можно равнодушней ответила:

-Ты увидела глубокую яму, в которую чуть не столкнула Игоря, и сама чуть там не оказалась.

Дальше подруга пошла молча. Она молчала довольно долго, а потом вдруг заговорила на повышенных тонах:

-Зачем ты заставила меня уйти?! Если бы я согласить привезти ей денег…

Я резко повернулась к Воскобойниковой и с силой дернула за руку, заставив встать ко мне лицом.

-Марина! Неужели ты не понимаешь?! Либо эта Анастасия шарлатанка и вымогательница, либо она, действительно, умеет колдовать, что очень похоже на правду, но как в первом, так и во втором случае, денег ей давать нельзя. В первом случае, она тебя грабит, во втором, наводит бесов. С бесами не договоришься! Они – враги человека! Ты скорее договоришься с голодным львом, находясь с ним в одной клетке, чем с ними! Нужно не сюда было ехать, а к священнику. Нужно было с ним посоветоваться, а то ты и Игоря погубишь, и сама пропадёшь!

Мы пошли дальше. Маринка больше не пыталась со мной спорить.

Из окна одного дома доносилась быстрая ритмичная музыка. На её фоне всё, только что произошедшее, казалось каким-то надуманным и нереальным.

Воскобойникова замедлила шаги возле этого дома и сказала как-то неуверенно:

-А может, всё это действительно глупости? Может, не нужно больше ездить сюда? Да и в церковь я не пойду. Забуду обо всех наговорах, заговорах и обрядах. Игорь будет лечиться и поправиться. А, Кать?

Что я могла ей ответить? Как убедить? Любой неверующий человек, даже сталкиваясь с чем-то, что заставляет его поверить в существование Бога и дьявола, во вмешательство в нашу жизнь потусторонних сил, всё равно старается заглушить в себе чувство здравого смысла, называя атеизм – единственно правильным мировоззрением.

-Кать, ты что молчишь? Понимаешь, мне трудно поверить так, как веришь ты… Если бы я какое-нибудь чудо увидела. Если бы случилось что-нибудь необычное… Понимаешь?

-Понимаю. Но только, если случилось бы что-нибудь необычное, если на твоих глазах произошло чудо, ты бы, всё равно, всё объяснила с материалистической точки зрения. Я не знаю точно, почему начала верить, но знаю, что моя вера зародилась не только в голове, а точнее, не в голове, а в сердце.

Марина молчала и смотрела на меня с явным недоверием.

-Ладно, - резко остановилась я, - я возьму тебя в церковь, и ты поймешь.

***

На этой же неделе я повела Марину на утреннюю службу в храм.

Она шла очень неохотно, и хоть старалась скрыть эту свою неохоту, недовольство подруги было видно даже со спины.

На службе я молилась и старалась не смотреть на Воскобойникову. Когда я не понимала слова священника, начинала просить у Бога, чтобы он послал Марине хоть немного веры.

Я просила сильно и от души. Я верила в чудеса, потому что уже не раз видела силу молитв и очень хотела, чтобы женщина, которая ещё девчонкой была мне хорошо знакома, которая имела незлое и неравнодушное сердце, поверила. Чтобы её глаза, наконец, открылись и увидели истину, скрытую от многих злобой, ненавистью, равнодушием.

Сначала Маринка явно была недовольна. Она переступала с ноги на ногу, поворачивала голову в разные стороны и периодически вздыхала. Её протяжные и глубокие вздохи лучше слов говорили о том, как же ей здесь не нравится.

К концу службы она как-то успокоилась и перестала вздыхать.

На обратном пути Воскобойникова молчала и только в месте, где мы должны были разойтись, чтобы каждая могла идти домой, она сказала, с благодарностью глядя в глаза:

-Катя, спасибо тебе.

Меня очень сильно обрадовали её слова. Просто захотелось плакать от радости. Показалось вдруг, что Маринка была тяжело больна, а теперь поправилась.

Я сжала её правую ладонь двумя руками и проговорила радостно:

-Маринушка, я очень-очень рада. Если ты повернешься лицом к Богу, это будет самым важным в твоей жизни.

Мы с Маринкой стали общаться чаще.

Игорь вскоре поправился, а потом заболел опять. После второй вспышки заболевания он выздоравливал медленно, но болезнь изменила Игоря в лучшую сторону. Он стал спокойней, тише, добрей.

В семье Марины и Игоря многое изменилось. Игорь с радостью начал постигать жизнь христианина и сказал однажды, что только верующий может быть счастливым.

Мне очень понравилось его высказывание. Я хоть и чувствовала то же, сформулировать не пыталась.

Жизнь в наших семьях потекла ровно и слаженно.

С Татьяной я общалась мало. Она сама не стремилась к моему обществу, да и я к её.

Марина сначала тоже мало звонила ей, но постепенно их дружеские отношения наладились. Воскобойникова не только говорила по телефону с Петровой, но и частенько ходила к ней в гости.

Сначала Марина звонила мне и рассказывала об этих посиделках, сетуя на то, что Татьяна совсем не хочет приобщаться к церкви и вере, но постепенно сама стала отходить от той жизни, которую теперь вёл её Игорь.

Я видела эту перемену, переживала, но не вмешивалась.