Исповедь школьника - [21]

Шрифт
Интервал

— Я хочу сказать, что ты потратил целую кучу денег. Ты хоть обращаешь внимание, сколько все это стоит? — Я махнул рукой, подумаешь, какие мелочи! — Мне просто неловко, — объяснил мой друг. — Ты за все платишь сам, я даже не могу принять участие.

— Что ты, Лёня, — я улыбнулся, — я же их тоже не заработал. Это как бы и не мои деньги, а просто счастливый случай! Значит, ты имеешь на него такое же право, как и я! — Я рассмеялся, он — тоже, вместе со мной.

— Все равно, Женя, спасибо, — проникновенно сказал Лёнька, чуть захмелевший и такой красивый. — Мы так здорово провели эти два дня. Хорошо было… Я хотел сказать… — начал он и густо покраснел, что было видно даже сквозь загар и малиновый полумрак зала. — У меня есть немного денег, совсем чуть-чуть. Женя, тебе нравятся белые хризантемы, позволь я заплачу хотя бы за них? Если у меня хватит… Пусть это будет тебе от меня хотя бы частичная благодарность за все. — Он неловко улыбнулся. — Ты меня прямо совсем избаловал!

— Что ты, спасибо! — прошептал я, тоже улыбаясь. Я был растроган до глубины души. Голова моя кружилась от испанского вина и музыки, я был счастлив, я был готов расцеловать его прямо здесь, при всех. — Это не я тебя избаловал, а ты меня всего одарил цветами… на все свои деньги. — Я придвинул к себе хрустальную вазу и спрятал лицо в бледно — душистое облако хризантем, издающее запах ночной реки и влажной, холодной травы. Откуда у меня эти грезы?..

«Сегодня наш последний день, — думал я, — вот уже и сумерки за окном. Зеленое солнце отправилось спать.

Неужели все уже кончается? А, собственно, почему кончается? Ну, подумаешь, кончилось лето, это ведь еще не конец жизни. Начнется школа, мы будем опять сидеть за одной партой, будем вместе рисовать, гулять, плавать в бассейне, будет светить солнце. Почему же опять, среди этих малиновых ламп, среди этих свечей и музыки в моем сердце опять просыпается грусть? Лёнька, Лёнька, — думал я, — если бы только было можно, я бы одарил тебя всеми цветами мира всех цветов радуги и всем, что мог бы сделать, как наследник, действующий компаньон и держатель акций… это уже серьезнее. Я бы отправился с тобой далеко — далеко, на Зачарованный остров, где никто не будет указывать, что нам можно делать и что — нельзя. Я взял бы тебя за руку и пел бы тебе песни — все, какие знаю, на русском и на английском языке. О, муки! Почему я должен молчать?! Почему некоторые наши ровесники — вульгарные, грубые мальчишки с бутылками пива — уже сейчас гуляют с девчонками, нашими же сверстницами, и открыто, не таясь, почти напоказ, целуются с ними прямо на улице — и ничего, все вокруг только улыбаются и радуются за них? Почему же мы, тихие, нежные, довольно милые создания, главное, совершенно безобидные для общества, послушные дети своих родителей, юные спортсмены и художники, боимся не то что вымолвить слово, но даже и взглянуть друг на друга неосторожно, опасаясь насмешек и позора со стороны, и главное — стыдясь друг друга и самих себя? Почему, почему?.. Как я хочу, Лёнька, быть с тобой вместе все время, никогда не разлучаясь! Я смотрю на твое лицо, освещенное пламенем свечей, и я почти уверен, что ты тоже хочешь этого. Я же вижу, я же чувствую». — И неожиданно для меня самого, в моей душе откуда-то возникает и крепнет уверенность, неумолимая, как смерть — придет время, и мы будем всегда вместе, вот так, как сейчас, и еще ближе… Все это молнией пронеслось у меня в голове, пока Лёнька глядел с улыбкой, как я купаю лицо в хризантемах.

…Звучала музыка, пары двигались на танцполе. Я чувствовал, что пора отодвинуть рукав и взглянуть на часы, но мне не хотелось этого делать. За окном уже было довольно сумеречно, взошла луна. Я видел, как она отражается в хрустальной поверхности моего пустого бокала. Наш разговор утих. Латиноамериканская музыка навевала какие-то странные, непонятные мечты. Мы доели кровавый стейк. Я налил еще вина — себе и Лёньке. Мы чокнулись. Бокалы издали мелодичный звон.

— За нашу дружбу, — сказал Леонид тихо. Я кивнул.

— Извините, пожалуйста, — вдруг услышали мы мужской голос и быстро оглянулись. Рядом стоял высокий кавказец с усами, в замшевом рыжем пиджаке, и обращался к Лёньке. — Извините, пожалуйста, могу ли я пригласить вашу девушку на танец?

Ну это уже начиналась комедия. Я замер. Лёнька широко раскрыл глаза, в смятении посмотрел на меня, потом — на кавказца, опять на меня и, наконец, ответил:

— Нет, не можете. — Как отрезал.

— Почему, слушай? Такой девушка должен танцевать!

— Нет, он не должен. Она не должна. Она не танцует! — сказал Леонид твердо и нахмурился.

— Слушай, один танец, да? — кавказец широко улыбнулся, наклонившись к Лёньке несколько вызывающе.

Пауза.

Лёнька опустил глаза и плотно сжал губы, и я заметил, как побледнело его лицо. Я никогда еще не видел его таким. Он, не спеша, аккуратно вытер руки салфеткой и медленно поднялся из-за стола. Он был выше кавказца на полголовы. С ним, я знал, лучше было не связываться даже взрослому человеку.

— Видимо, Вы меня плохо поняли, — сказал Леонид кавказцу тихо, но жестко. — Эта… девушка не хочет с Вами танцевать. Что Вам не ясно?


Рекомендуем почитать
Долгие сказки

Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…


Ангелы не падают

Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.


Бытие бездельника

Многие задаются вопросом: ради чего они живут? Хотят найти своё место в жизни. Главный герой книги тоже размышляет над этим, но не принимает никаких действий, чтобы хоть как-то сдвинуться в сторону своего счастья. Пока не встречает человека, который не стесняется говорить и делать то, что у него на душе. Человека, который ищет себя настоящего. Пойдёт ли герой за своим новым другом в мире, заполненном ненужными вещами, бесполезными занятиями и бессмысленной работой?


Пролетариат

Дебютный роман Влада Ридоша посвящен будням и праздникам рабочих современной России. Автор внимательно, с любовью вглядывается в их бытовое и профессиональное поведение, демонстрирует глубокое знание их смеховой и разговорной культуры, с болью задумывается о перспективах рабочего движения в нашей стране. Книга содержит нецензурную брань.


Дом

Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.