Исповедь пофигиста - [34]
В Стрежевом на каждой остановке что-то горит. Ждешь автобуса — зажигаешь костер. Автобусы ходят часто, раз в двадцать минут. Попрыгаешь там вокруг костра, только согрелся — лезь в автобус, а в нем холодней, чем на улице.
Ну, однако, сели на «двойку», доехали до магазина «Юбилейный». Супермаркет! Одноэтажный, кругленький, весь в очередях, все по талонам, чтоб всем поровну.
А тут из темноты выходит новая жена отца. Гляжу: обрадовалась.
— Как тебя зовут?
— Игорь. А вас?
— Тетя Аня.
В синем пальто, в теплом, с подкладкой, шапка нутриевая или норковая. Не ушанка, а круглая с двумя лепестками из лапок. Моя будущая мама. Она за молоком шла, может быть, уже для меня. У них рядом был магазин «Колобок»: хлеб, конфетки-шметки, семечки, печенюшки, лимонадик, гречка. Что я так подробно о такой ерунде? Ни хрена себе — ерунда, если все по талонам! Тут, пока все это перечислишь, десять раз, облизнешься.
У бати меня уже все ждали: тети Анина дочка Ольга, ее муж Иван, сын Ванька (старший Иванываныч и младший Иванываныч) и дочка ихняя Ритка. В Сибири это не пустяк, там по сей день родовой строй и каждый родственник на учете, не то что на Большой земле.
Я замерз. Я же стесняюсь. Ботинки снял, а худой, как выструганный — что ручки, что ножки, — и постоянно хочу жрать. Это еще с детдома.
Но скоро я понял, что и здесь, в Стрежевом, — большой детдом. Тетя Аня таки принесла молока в бидончике. А я же с Большой земли, там сроду молоко в бутылках, а тут сроду — порошковое. Была пара-тройка живых натуральных коров, но их молоко по спецканалам текло прямо в горком партии и там распивалось. Я, когда потом охранял молокозавод, сам видел эти каналы.
Включил я телевизор, старенький такой, с одной программой. Отец что-то сказал про школу, но я сразу же, блин, внес ясность:
— Па, можно я пару дней дома побуду? Отдохну?
Не, новых друзей я не боялся. После детдома я любого друга задушил бы на переменке.
Постелили мне в отдельной комнате. Такую перину подложили, такое одеяло на меня натянули — как сидушка в «мерсе»! Я же люблю тепло, мне его всегда не хватало, а в квартире батиной холодновато: плюс четырнадцать. Под одеялом — плюс восемнадцать, зато подушка огромная, я на ней почти весь поместился.
Короче, проснулся ночью, лежу и думаю: чего же я все время хочу? Ну сил моих нет, до чего хочу, а со сна не помню. Ясное дело — в туалет. Холодно же! Не, не в туалет, хотя и туда тоже. Но чувствую, что если даже схожу, ничего не изменится.
Наконец понял: жрать хочу. Раньше со мной этого среди ночи не было. Растревожил меня батя своими закусками, они так хорошо пошли! Как теперь быть? Неудобно же. Одному в чужом еще доме по шкафам на кухне лазать.
Однако решился: тихо-тихо открыл холодильник. Пальчиками открыл, нежно-нежно. Вижу, колбаса сухая и кефир — прокисшее молоко, простокваша. Я без хлеба… сел прямо на холодный пол… даже холодильник не закрыл. Жую колбасу и запиваю ее простоквашей, а это почти то же самое, что селедку заедать манной кашей, а помидоры со сметаной — сахаром. Обалдеть как вкусно! Ночью, сухую колбасу с простоквашей… Дураки! А с чем же ее еще есть?
А там что-то стояло… Как эта штука называется?.. Детям кашку греть? Алюминиевая с крючком. Турочка? Не. Дуршлаг? Не, вот такая штука! Я задел ее рукой, и она грохнулась на пол. Я чуть колбасой не подавился, облился простоквашей.
Входит отец с тетей Аней, а я сижу голый с полным ртом колбасы и кружкой. Они мне не сказали, что сухую колбасу в Стрежевом вообще никому не дают, просто так не дают. Но если ты, как тетя Аня, работаешь на складе продовольственного обслуживания, тем более директором, как тетя Аня, то такая возможность появляется. А без этой «возможности», даже варенку — только по талонам и только инвалидам войны.
А если ты к тому же еще и не инвалид, то два кило «мясопродуктов» на рыло в месяц, бывает, рыбным фаршем или сибирскими пельменями отоваривают. Сибирь же! И все. Можешь взять кило курей с перьями и кило говядины без перьев, можешь два кило конины, если вера и здоровье позволяют. Туда все доставлялось самолетом, поэтому капусту продавали раз в год. Зато картошки завались, а иначе — голодная смерть при охрененных зарплатах.
Ну что же? Родители стоят в полной растерянности, я в такой же растерянности сижу, и никто не знает, что теперь делать. У меня колбаса дефицитная поперек горла встала, ее никакой простоквашей враз не растворишь. Я ее, сколько в рот запихал, столько и ем, она ж сухая, нормальная, с мясом. А с простоквашей — лучше деликатесов в ресторане Останкино.
Родители молча пошли спать, только холодильник закрыли. А что тут скажешь? То, что я уже прожевал, им и на хрен не надо, а то, что я еще в кулаке зажал, никакой силой не отнять, кулак судорогой свело.
Я поставил на стол простоквашу, взял остаток колбасы и понес в кровать доедать. Я съел ее всю. Кто в доме хозяин? Батя! А кто самый голодный? Я! Ясно уравнение?
Утром встал аж в девять. С кровати меня никто не гнал, есть почему-то не хотелось. Чудеса!
Глава третья
После работы батя повел меня в магазин. А как же? Пальто мне надо? Шапку меховую — волосы хоть и рыжие, а не греют и сами мерзнут — надо? Шапка искусственная, но с ушами, как настоящая. Ботинки купили такие спортивные, но из толстенной шерсти, толстенной, как шинель. Ботинки тоже надо. Я в них потом, даже в хоккей играл: шайба попадала в ботинок, а до костей не доставала, а другой ботинок пробила бы насквозь. Я себя знаю!
В романе «Герр Вольф» – Гитлер в переломнейший момент его судьбы – в момент наступления немцев на Кавказ и Сталинград.Действие разворачивается от прибытия фюрера 16 июля сорок второго года в ставку «Вервольф» близ Винницы для личного руководства операцией «Блау» – до первых чисел февраля сорок третьего – тотальной капитуляции армии Паулюса. От момента эйфории и космических надежд – до полного крушения иллюзий и жесточайшего разочарования.Впервые в художественной литературе – Сталинградская битва и битва за Кавказ – глазами Гитлера и германского генералитета.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.