Исповедь пофигиста - [18]

Все очень удобно: вышел в предбанник, стакан опрокинул — снова зашел. Закусил огурчиком — опять туда же. Долго мы парились с батей, часа три-четыре, бутылки две-три. А потом — такая история:

— Давай, — говорю, — выбежим на морозик, протрезвеем. Нам же еще домой ехать. Не забыл?

А батя-то совсем пьяный. И я пьяный. Ну, мы и вышли… А дома нету!.. Одни угольки лежат. И машина вся обгорела. Откуда я знаю почему? Может, уголь упал с поддувала, может, инопланетяне решили отметиться. Ну, все хорошо, но дом сгорел…

И дым идет. И машина была синего цвета — вся черная. У отца там был полный коллапс — все добро сгорело!

Но надо же теперь домой добраться, а мы голые. Шмотки-то все в доме были, права сгорели. А еще говорят, что права не горят… Одни пустые бутылки в бане уцелели.

Ключи от машины тоже в доме лежали — найди их теперь. Пепел горячий, а мороз — сорок, ногам жарко, а жопа замерзает. Но ключи мы все же нашли, голые влезли в «москвич». А как домой подъехать — светло же еще? Не бежать же перед машиной с криком «Погорельцы!»

Ну, снимаем мы чехлы с сидушек, проделываем дырки, получилось так: спереди прикрыто и красиво, а сзади вся красота наружу. У отца ноги к педалям прилипают. Сибиряки!

Короче, доехали до дома. Отец говорит:

— Я тебя здесь обожду, а ты поднимись к нам.

Я говорю:

— Не, отец, лучше ты.

Пробовали сигналить, да кто вылезет? Все позаклеено, а балкон с другой стороны дома. Ну ладно, шел знакомый, Мишка, тоже пьяный, значит, с пониманием. Он и вызвал мать. Мать вышла, начала выть над голыми. А как отец сказал, что дача сгорела, на четвереньки встала:

— Пропили, проклятые!

А отец утешает:

— Ну что ты так-то, новую отстроим!

Он — оптимист-погорелец. Но почему Герасим написал Муму, а памятник стоит Лермонтову, тоже, убей, не скажет.

Глава шестнадцатая

Я некультурный? А кто работал в Министерстве культуры Украины? Рыжий! Повторяю: свою карьеру я начал именно там. Кем? А что, там кроме методистов и нудистов других должностей нет?

Я — дальнобойщик по жизни. И в Министерстве культуры был дальнобойщиком. И возил такие фигуры по круизам, от выступления к выступлению, от пьянки к пьянке! И «Санкт-Петербург», и «Верасы», и «Червону руту», и Муромова.

Ну, не всегда их лично, но их шмотки — непременно.

Круиз по Украине — почти вокруг света. Едем в Донецк на День шахтера. Коля везет колонки, я — усилители и шмотки, а артисты едут на автобусах.

Приезжаем в Донецк. Оставили фуры перед гостиницей. Выступление на стадионе «Шахтер». Смотрю, Муромов идет — «Яблоки на снегу…», за ним толпа за автографами. Муромов — живой! Это вам не какой-нибудь Герасим.

В гостинице представляюсь:

— Мы водители из Киева.

— Вам забронирован двухместный номер.

— С телефоном и душем?

— Конечно! И с сауной тоже.

«Ого! — думаю, — нехило!»

Получили ключи. Коля пошел куда-то, а я отогнал машину на стоянку. Смотрю — мент:

— Какого хрена сюда заехал? Знака не видишь?

Я показал удостоверение Минкультуры:

— Артистов вам привезли.

— А кого?

— Муромова.

— Где, где?

— Там, в гостинице.

— Меня туда не пустят, — жалуется мент.

— Конечно. Там охрана стоит, ваша же.

— А что-нибудь у тебя есть?

Ну, дал я ему, козлу, пару плакатиков и пошел в номер. Номер на последнем этаже. Коляна нет. Может, в бар за водичкой побежал. Открываю дверь — я вам скажу! Стенка, телефон, холодильник, посуда разная, балкон — шикарно! Спальня отдельно!

Во, думаю, водил встречают. Счас позвоню в парк ребятам: я в люксовской гостинице, рейс крутой. Помоюсь, врублю телек…

Вдруг стук в дверь.

— Колян, заходи. Там открыто.

Входит мужик в костюме. Худой, сгорбленный, с гитарой. За ним мент, за ментом… Муромов, сам Муромов! Ко мне? А я — о-па! — не знаю, что и сказать, стою по стойке смирно.

— Кто дал вам ключи от этого номера?

— Администратор. Мы водители, мы здесь живем.

А Муромов так вежливо шипит:

— Знаете, это мой номер. Дайте, пожалуйста, ключи. Пожалуйста, извините, освободите номер… быстренько.

Мент тоже:

— Давай, давай, дуй!

А куда дуй — я же своего номера не знаю. Спускаюсь — Колян навстречу.

— Где ты лазишь?

— Коля, я к Муромову в номер попал. Коля, честно. А в нашем номере телек есть?

— Да ни хрена в нем нет — ни душа, ни телека!

Хорошо, что я еще ребятам не позвонил.

— А я, Коля, в таком номере был! Все — отдельно. Офонареть!

Нашли мы наш одноместный номер на двоих. Малюсенький. Телевизор, там, правда, был — «Горизонт» — старый и без ручки переключения каналов. Пришлось пассатижами переключать. Вода ржавая. Зато на концерте мы рядом со звукорежиссером сидели.

А ночью в гостинице был конец света с бухим Муромовым заместо черта.

Глава семнадцатая

Я обожаю наблюдать, как вор крадет у вора, бандит убивает бандита. Это надо снимать на пленку и всему бандитскому потомству еще в люльке показывать. Хотя мне тыщу раз раковую печень покажи — курить не брошу. Или брошу? И все же это кайф, когда…

Был как-то заказ из Золотоноши. А что тогда везли? Крышки пластиковые… нет, вру — тушенку. Четырнадцать тонн — под завяз. Поедем на Москву, там на окружной станем жопа к жопе и перегрузим. За тушенку киевский жлоб просил восемь тыщ баксов, но в купонах. Представляете: восемь тыщ баксов в украинских купонах? Хрен вы себе это представите!