Исповедь бывшего хунвэйбина - [147]

Меня мать тоже как будто не узнала. Ее глаза впились в мое лицо и неотрывно смотрели на меня. Не била. Не ругала. Ничего не сказала. Только смотрела.

Я невольно опустил голову.

После долгого неоступного разглядывания она сказала:

— Дядя Цзян, отпусти его, пусть идет. Пусть идет, куда ему нравится! Он не мой сын! Дядя Цзян обратился ко мне:

— Обещай матери, что больше никуда не уйдешь!

— Ма, я обещаю, что... никуда больше не уйду... — заверил я мать упавшим голосом.

Однако мать выталкивала меня за дверь, не давая мне возможности оправдаться.

— Уходи, уходи! Не обещай мне! Я не мать тебе, а ты мне тоже не сын! Дядя Цзян вышел следом за мной, продолжая наставлять на путь истинный:

— Ты посмотри до чего ты довел свою мать! Если из-за тебя она тронется умом, то у вас в семье будет двое сумасшедших, как вы будете дальше жить? Будет ли чиста твоя совесть перед отцом? Будет ли чиста, твоя совесть перед младшими братьями и сестрой? Тебе пора окончательно образумиться! Если еще раз посмеешь уйти, то я сам вместо отца проучу тебя! Перебью тебе ноги!

Вразумив меня, он пошел в дом успокаивать мать.

Вскоре ко мне вышел младший брат, в руке он держал ключ от угольного сарая, с ненавистью сообщил мне:

— Мама велела мне закрыть тебя на замок в угольном сарае. Я послушно молча следовал за братом, покорно позволил ему запереть себя в сарае.

Я присел на корточки в углу, защищенном от сквозняка, погрузился в тоскливые думы.

За два месяца великого шествия и ночи, проведенной у «Артналетчиков», я действительно шаг за шагом подталкивал мать к умопомешательству. Бедная мать, как она страдала, мне было жаль ее. Жаль было матерей, страдавших из-за «культурной революции»! Только в полночь младший брат выпустил меня из сарая. Как только я вошел в дом, мать сразу скомандовала:

— Становись на колени!

Я встал перед нею на колени, боясь поднять голову.

Ты осознал свои ошибки или нет?

— Ма, я осознал ошибки...

— Действительно осознал или лжешь?

— Ма, я действительно осознал...

— Тогда не обижайся на меня! Лаосань,[62] принеси ножницы! Клац! Клац! Клац!

Мои волосы, срезаемые ножницами, отлетали от них и клочек за клочком падали на пол.

— Разувайся!

Я снял свои единственные утепленные резиновые кеды.

Мать взяла их и срезала задники — получились утепленные шлепанцы...

На следующее утро, шаркая; по полу своими шлепанцами, я подошел к треснувшему зеркалу и взглянул на себя, увидел перед собой бесенка с неровно обрезанными волосами, тощую физиономию юноши, на которой застыло выражение растерянности. В душе в это время поднималось истинное осознание трагикомедии...

Наконец «Артналетчики» привели в ярость и ЦК по делам культурной революции.

ЦК по делам культурной революции напомнил Хэйлунцзянскому ревкому: «Все то, что реакционно, само по себе не исчезнет, пока ты не нанесешь ему удар — это выдержка из высказываний великого вождя председателя Мао, которая по-прежнему сохраняет свою силу».

Однажды глубокой ночью всех жителей нашего двора разбудила начавшаяся стрельба.

Тетя Лу, прижав к груди самого маленького ребенка, как перепуганная обезьяна, беспомощно металась по всему двору и истерически кричала и выла:

— Пришли! Пришли!

Стрельба участилась. Трассы пуль полосовали ночное небо. Это как раз были годы, когда напряженность в отношениях между Китаем и Советским Союзом достигла наивысшей точки, и в любое время могла взорваться, поэтому все в нашем дворе решили, что войска Советского Союза без объявления начали войну против Китая. Степень растерянности невозможно описать — люди просто не знали, как им поступить: то ли спасаться бегством, то ли хранить свои очаги.

Весь переулок превратился в разворошенный муравейник. Староста улицы в сопровождении военного появилась в нашем дворе. Сдержанным голосом она успокаивала людей:

— Не волнуйтесь, не бойтесь! Ничего страшного не произошло, успокойтесь, не волнуйтесь! Сегодня ночью, будет разгромлено логово «Артналетчиков»! Это последние залпы к достижению окончательной победы «великой пролетарской культурной революции»! Все выходите со двора и собирайтесь вместе, попросим разъяснений у работника провинциального военного округа Ли...

Жители нашего двора вышли в переулок и вместе с другими отправились к перекрестку. Люди со всех прилегающих улиц тоже собрались на открытом месте у перекрестка и внимательно выслушали совместное уведомление провинциальных военного округа и революционного комитета, зачитанное работником военного округа Ли. В нем говорилось: 1. «Артналетчики» — это чистейшая контрреволюционная организация. 2. Все, кто участвовал в деятельности организации «Артналетчиков», должны в течение трех дней добровольно явиться с повинной в свои учреждения, организации или уличные комитеты. 3. Главари «Артналетчиков» понесут наказание как чистейшие контрреволюционеры, пойманные с поличным. Разоблачители их будут поощрены. Те, кто задержит кого-то из них и передаст властям, заслуживают большого поощрения. Сочувствие им является преступлением, покровительство и укрывательство — большим преступлением, такие дела рассматриваются так же, как и дела контрреволюционеров, пойманных с поличным...