Исповедь (Бунт слепых) - [2]

Они появились в полвторого ночи. До того я даже не понимала, насколько я испугана. Но вот у двери послышался шум, и мы с Даной инстинктивно прижались друг к другу. Сэм, потом Бен, потом Скотт по очереди вошли в кухню. Я старалась выглядеть спокойной, даже улыбнуться. Я не смотрела на Дану, но чувствовала, что она тоже изо всех сил сдерживает волнение. Ребята поставили на пол огромные коробки.

— Мы решили встретиться в субботу и решить, куда это все спрятать, а пока здесь побудет, — сказал Сэм.

Стояла жуткая июльская жара, но зубы у него стучали.

Мы остались вдвоем. Сэм улыбнулся.

— Вот мы и сделали это, детка. Мы заполучили 150 динамитных шашек и пятьдесят взрывателей. Все сошло, как мы и думали. Когда сторож увидел пистолет, он даже и не подумал сопротивляться.

— Вы его не поранили?

— Да что ты! Мы связали его, но так слабо, что он, пожалуй, уже выпутался.

Я вздохнула с облегчением. А потом взглянула на ящики. На них большими черными буквами было написано: „Осторожно — взрывчатка“.

Сэм открыл коробку. Внутри, аккуратно завернутые в бумагу, лежали брикеты динамита — совсем как пирожное от „Уайтмена“. Только на каждой из этих бумажек было написано: „Нитроглицерин — легко воспламеняется“. Интересно, хватит этого динамита, чтоб взорвать весь наш дом? Или здесь его хватит на целый квартал? На полгорода? Я думала о бомбах, падающих на Вьетнам, о бомбах, которые в прошлом месяце начали падать на Камбоджу. Я думала о Жане и Жаке и о тех „Черных пантерах“, которых обвинили во взрыве полицейского участка в Бронксе. Я вспомнила рецепт зажигательной смеси, опубликованный в подпольной газете „Крыса“.

Первую бомбу мы взорвали 26 июля в здании „Юнайтед фрут компани“, в течение десятилетий сосавшей из Кубы все соки. Но взрыв был слишком слаб, он не причинил зданию почти никакого вреда. Двадцатого августа Сэм по собственной инициативе подложил бомбу в здание одного из банков. Взрывом были ранены семнадцать человек, и друзья Сэма, в том числе и я, были в шоке — мы-то считали, что взрывы наши должны сокрушать собственность, а не людей.

В три часа дня восемнадцатого сентября — как раз в то время, когда Никсон объяснял в ООН, что Б-52 бомбят Вьетнам, Лаос и Камбоджу „ради мира на земле“, — Сэм показывал Бену, Дане и нашим друзьям Фрэнку и Хейди бомбу с часовым механизмом, которую он сам собрал (он был единственным членом нашей группы, кто хоть как-то разбирался в этом деле). Бомбу упрятали в сумку, и я осторожно повесила ее на плечо. Ребята пожелали мне удачи. Я чувствовала себя как-то странно-торжественно: я прекрасно понимала, что могу больше не вернуться.

Я села в автобус до центра. Вышла у Фоули-Сквер и направилась к Дому правительственных учреждений — огромному пятидесятиэтажному зданию из стекла и стали. Всю неделю Сэм и я вечерами сидели напротив Дома, наблюдая, как покидают его служащие, как гаснут огни в офисах на тридцать девятом и сороковом этажах. И в этот вечер все было как обычно: из здания сплошным потоком шли клерки, секретарши, военные чиновники. В два часа ночи, когда взорвется бомба, холл будет пуст, а люди будут спокойно спать у себя дома. Я нашла нужный лифт и поднялась на сороковой этаж, где размещался армейский отдел.

Как я узнала из предыдущих посещений, на сороковом этаже было два места, куда можно спрятать бомбу: маленький чулан, где уборщики хранили свои причиндалы, и довольно большая комната, в которой находилось электронное оборудование. Я сразу же направилась к чулану. Но только я открыла дверь, как из соседней комнаты вышла женщина. Она глянула на меня, я глупо улыбнулась и направилась назад к лифту.

Вернуться к чулану я уже не могла: если женщина увидит меня еще раз, она наверняка вызовет охрану. Оставалась комната с вычислительными машинами. Прежде чем открыть дверь, я удостоверилась, нет ли кого-нибудь в коридоре, вошла в комнату и спрятала сумку за каким-то механизмом. Так же осторожно я выбралась, спустилась на лифте и влилась в толпу спешащих по домам служащих. У дверей стоял охранник. Заметил ли он, что я вошла с сумкой, а вышла без нее? Я отвернулась, чтобы он не мог рассмотреть лица.

Это была первая по-настоящему коллективная акция нашей группы. После того как я вызвалась подложить бомбу, Бен написал коммюнике, Хейди взялась отпечатать его. Дана — разослать в газеты, на радио и телевидение. В час ночи девятнадцатого сентября мы собрались на крыше дома Франка и Хейди. У Франка был маленький телескоп, и мы направили его на Дом правительственных учреждений. Его легко было выделить среди остальных небоскребов: на центральных этажах горел свет, а на крыше мигали предупредительные огни для самолетав.

Без двух минут два все огни погасли.

„Черт побери!“ — прошептал Бен. Я говорить не могла. Я не знаю, что чувствовали остальные, но я чувствовала радость: я доказала Сэму, что ему незачем действовать в одиночку; я причинила серьезный ущерб армейскому аппарату США и, возможно, хоть на дюйм приблизила революцию. Через час радио подтвердило наш успех: взрыв был сильным, но никто из людей не пострадал. Я была счастлива.