Испорченный вечер - [2]

- Мы выпьем, - сказал он, - немного выпьем, и все это пройдет... Это все ерунда, - он налил в стакан из бутылки, при двинул ей ее стакан, налитый золотистой жидкостью до четверти, кивнул подбадривающе. На искрящейся поверхности виски в стакане плавали крохотные звезды электрических ламп. Она прищурилась на эти звездочки, покрутила на столике свой стакан.

- Надеюсь, до совращения перезрелых дам у нас с тобой не дойдет? пошутила она, подняв стакан.

Он тоже поднял свой стакан и чуть ударил им об ее.

- Обязательно дойдет, - сказал он. - Я отобью у тебя охоту обзывать присутствующих стариками. За тебя, спасибо, что ты еще жива, моя старушка...

- Еле жива,- вставила она в его фразу.

- Нет, нет, выглядишь совсем живой. Так что, не будем тянуть и притворяться, что мы не алкоголики и способны выдержать долгие тосты. За тебя, за наше прошлое, за чудное время, за наши воспоминания,- сказал он с неприятным чувством сознавая, что становится чересчур слащавым и сентиментальным, что слова вылетают из его разговорившегося рта непроизвольно и, наверное, он будет жалеть, но махнул на все рукой в душе - сказанное сказано -и лихо опрокинул виски в глотку. Она выпила тоже, поморщилась и так и оставалась некоторое время с кислой миной на лице, то ли от выпитого с густым духом спиртного, то ли от его излишне чувствительной концовки тоста, стараясь выражением лица поддержать и одобрить его слова. Он, мельком глянув на ее лицо, тут же еще больше пожалел о вылетевшей фразе, цветистой и распоясанной, как чувствительная шлюха, и прежде чем она что-то скажет, подхватил со стола бутылку и поспешно налил в оба стакана. Она странно глянула на него.

- Тебе надо напиться? - спросила она. - Что-то не так?

- Он задумчиво посмотрел на нее и не ответил.

- Да,- сказала она,- что-то не так, как ты ожидал. Да?

- Не в том дело-сказал он и замолчал.

- А в чем?

- Я пока не знаю.

Она не стала настаивать, чтобы он высказался более определенно и следующие две-три минуты они молчали, и только после этой продолжительной паузы оба отметили про себя, что молчать им в присутствии друг друга по-прежнему как в былые времена, не тягостно, естественно и уютно.

Стук в дверь прервал молчание. Он пошел к двери, хотя она была незаперта и можно было просто крикнуть от стола, чтобы входили.

Вернулся он с двумя стаканами в руках.

- Это коридорная, - сказал он. - Вчера я просил у нее стаканы. Она принесла их. Надо было дать ей на чай? -неуверенно проговорил он.

- Не знаю, - сказала она.

- А, ладно, потом дам.

- Сядь и угомонись, - сказала она так, будто уж очень он

разошелся.

Он сел.

- Ты, ел сегодня ? - спросила она.

- Сегодня ?

- Ну, да, сегодня, - повторила она.. - Я помню, ты, раньше ел не чаще одного- двух раз в день. Сейчас нет?

- Сейчас нет? Я нажил себе гастрит и теперь должен питаться вовремя.

- И еще ты нажил себе лысину, небольшую, маленькую лысину, - сказала она.

- И теперь должен ложиться вовремя,-подхватил он в том же шутливо-дурацком тоне.

Примерно к середине вечера в запале этого дурацкого тона, он вдруг осознал, что пошлости, которые независимо от самих себя, они оба говорили, сильно утомляют его, и у него душа сжалась и заскулила, прося пощады, простоты, естественности. Он вдруг замолчал, оставив без ответа какой-то очередной незначительный ее вопрос. Тогда она, не настаивая, не повторяя вопроса, тоже замолчала и долгим взглядом поглядела на него, как бы не видя. Он вспомнил этот ее взгляд, и что-то отдаленно - будто капля прошедшего дождя с чужого окна, сорвавшись падает на тротуар на твоих глазах, - вот так отдаленно что-то оторвалось, тихо вскрикнуло в его душе.

- Мы весь вечер все делали неправильно, - после длительного молчания проговорила она.

- Кто знает, - не сразу отозвался он, - кто знает, как это было бы правильно.

- Да, верно, - сказала она. - Можно я выпью?

- Да, конечно, - сказал он и налил ей виски,

- Побольше, - попросил она.

Он молча налил ей до краев. Она выпила в одиночестве, ничуть не обидевшись, что он не поддержал ее, и ничуть этому не удивляясь.

Через некоторое время она заговорила, но он тут же прервал ее.

- Я знал, что ты хотела, - сказал он,

- Что?

- Набраться смелости, чтобы высказаться, - сказал он. -Ну, как?

Тебя разобрало?

- Не поняла.

- Я имею в виду - виски подействовал уже?

-Да..

- И теперь ты собираешься мне что-то сказать?

-Да.

Он молчал

- Не надо, - сказал он. - Я знаю все, что ты мне можешь сказать.

- Ладно, - сказала она. - Тоща я скажу только одно: вся эта серятина и бред, что мы оба несли тут в этот вечер... все это оттого, что нам слишком больно всерьез касаться нашего прошлого. Всерьез говорить о нем. Мне, например, очень больно вспоминать, - она замолчала. И сама наполнила свой стакан.

- Тебе будет плохо, - предостерег он ее, кивая на стакан в ее руках.

- Да, - сказала она. - Мне будет плохо. Но теперь это нормальное мое состояние. Я и представить не могу, чтобы мне было не плохо.

- Не пей вина, Гертруда, - сказал он, боясь серьезного тона в их разговоре и стараясь вернуть давешний, беззаботный.

- Не подумай только, что я стала зашибать, - сказала она и, выпив не больше четверти стакана, поставила его на столик.