Испорченный - [27]

— Да!

Она все еще смеется, все также не обращая внимания на убийственное выражение моего лица.

Я приближаюсь к ней.

— Ты думаешь, что сможешь улизнуть и от этого дерьма, да?

Это привлекает ее внимание, и ее глаза расширяются, на фоне бассейна они выглядят скорее синими, чем зелеными.

— Это была просто шутка. Я сожалею, если я… — запинается она.

Теперь я еще ближе. Только несколько шагов отделяют меня от ее маленького хрупкого тела.

— Просто шутка. Считаешь себя охрененно забавной. Думаешь, что можешь запросто делать все, что, черт побери, захочешь.

— Нет, я так не думаю, — говорит она, качая головой. Она двигается к лестнице, но я блокирую ей путь своим телом.

— Ты просто делаешь все, что ты хочешь, с кем угодно, без последствий. Да, Эллисон? Ты ни с кем не считаешься. Мир вращается вокруг тебя, так?

— Нет, я не имела этого в виду. Ты неправильно… — ее слова застревают в горле, когда я придвигаюсь так близко, как только возможно, а моя грудь задевает ее. Я могу почувствовать, как из-за холода затвердели ее соски, как холодная, мокрая ткань облегает ее кожу.

Мой взгляд опускается к ее дрожащей губе, обычно розовый цвет которой темнеет до темно-лилового.

— Нет, Эллисон. Думаю, насчет тебя я все правильно понял.

Она открывает рот, чтобы ответить, но из ее груди вырывается весь воздух, когда я поднимаю ее на руки и перекидываю через плечо. У нее хватает ума только для того, чтобы закричать, когда я быстро иду к более глубокой части бассейна, с дьявольской улыбкой на губах. Затем, опуская ее тело к своему лицу, грудь к груди, я сгребаю ее и бросаю как тряпичную куклу. Она кричит, размахивая руками, красные волосы разбрасываются по поверхности воды, как струи из опрыскивателя. Затем из меня вырывается рев смеха, который удивляет даже меня.

— Какого черта? О, ты покойник! — кричит она, убирая свои промокшие волосы с глаз и рта. Как только она может видеть, то пытается проплыть, чтобы схватить меня, и я быстро отдаляюсь, все еще истерически смеясь. Мы находимся в замедленном балете, бегая в жидком зыбучем песке, пытаясь предсказать план атаки другого. С оживленными глазами, светящимися от восторга, Элли двигается вправо, как только я выскакиваю на ее пути. Она делает выпад влево, и я ловлю ее за талию в кружащемся движении, размещаясь за ее спиной. Затем мои пальцы скользят к ее ребрам, защищенным только тонким мокрым хлопком.

Так много возможностей. Так много вариантов. Но я выбираю вариант А. Единственный вариант, который я действительно заслуживаю.

Я щекочу ее.

Я щекочу Элли, пока она не просит пощады, пока слезы не собираются в ее глазах, а горло становится охрипшим. Я щекочу ее, чтобы услышать звук смеха и милый фыркающий звук, который она издает между глотками воздуха.

Я щекочу ее, просто держа в своих объятьях.

— Так не честно! Ты гораздо лучший пловец, чем я. Прочь от меня, Райан Лохте! Или я стяну твои трусы.

— Ты сдаешься? — спрашиваю я, собираясь щекотать под ее руками. Она кричит и бьется, как прекрасное раненое животное.

— Никогда!

— Меня устраивает, — я щекочу ее там, и она отбрасывает свою голову мне на плечо в истерическом изнеможении. — Сдавайся, Элли. Я побеждаю! Просто признай поражение, и я остановлюсь.

— Нет! Я просто пописаю на твою ногу!

Я качаю головой в ответ на ее грубость и тянусь вниз, чтобы пощекотать ее живот. Я больной извращенец. Перспектива того, что эта девушка пописает на меня от сильного смеха, не абсолютно отвратительна. А чертовски забавна.

— Хорошо-хорошо! Не там! Я сдаюсь! Дяденька, пощады! — визжит она. Мы оба запыхавшиеся и задыхаемся. Мой лоб блестит от пота.

— А, так больше всего ты боишься щекотки на животе? Вот твой криптонит.

— Не смей говорить никому. Или использовать это против меня!

Я перестаю щекотать ее, но не отпускаю. Она смотрит вниз, и я знаю, что она видит: мои руки крепко обернутые вокруг ее туловища. Я освобождаю ее и делаю шаг назад.

— Ты пугаешь, когда злишься, — она поворачивается вокруг, и мягкая, задумчивая улыбка появляется на ее губах. — Ну, когда притворяешься злым.

Я пробегаю рукой сквозь мокрые волосы, разбрызгивая капли.

— Да. Мама заставила меня выбрать курс драматургии на один семестр в старшей школе. Она всегда хотела, чтобы я был кинозвездой. Говорила, что у меня подходящая внешность.

— Ну... кое в чем она права.

Опять она за свое. Тонко хвалит и заставляет меня краснеть, как фанатку подросткового возраста. Мне это ненавистно. Мне это нравится. Я не знаю, что с этим делать. Я смущен собственной реакцией на нее. Черт, я смущен своим мысленным бредом.

Я отвожу взгляд на край бассейна, просто чтобы дать мозгу сфокусироваться на чем-нибудь другом.

— Ну, наверное, нам стоит выйти и обсохнуть. До этого я говорил серьезно. Я не хочу, чтобы ты простудилась.

— Ладно, — вздыхает она. — Тебе повезло, что я замерзла так, что не чувствую пальцы ног, а то я бы надрала тебе задницу.

Мы выбираемся из бассейна, и нас мгновенно накрывает холодный ночной воздух, как обмерзший плед ‘Snuggi’. Элли дрожит, а ее зубы яростно стучат. Я бегу к шезлонгам, где оставил ее свитер, и накидываю его ей на плечи. Но почему-то, когда я разглаживаю ткань на ее замерзшей, влажной коже, она проскальзывает под моей рукой, прижимается к груди и утыкается в нее лицом в одном вдохе от соска. Я неловко замираю на своем месте, руки все еще прижаты к бокам, дабы избежать того, чтобы прижать ее ближе. Чтобы избежать того, что инстинкты и эмоции просят меня сделать. Черт.