Исполнитель - [5]

Но окончательно доконало, представь — теннисиста одного… У нас в городе… Нет, не хочу и вспоминать — уж больно тошно. Корт потом отмывали… Это аккурат после выигрыша — не успел еще даже кубок этот свой получить… Тьфу! Ну и… Вроде последней капли мне и не хватало. Света не взвидел, до того тоскливо стало, и, как обычно, наехала на меня эта дурь. Да только как! Если раньше телегой, то сейчас чугунным катком. Вот я и почувствовал, как это — когда давят… Тут уж ничего не поможет — понял сразу. Сиди и жди, чего выйдет… Сидеть-то и не пришлось — потащило меня со страшной силой. Пробовал упереться — куда! Чуть руки не пообрывал — закон тяготения поменялся — и чую, чую, куда тащит-то! И внутри все обрывается, в глазах темно…

Все. Точка. Теперь уже — точка…

Пошел я… К себе. Уж все равно стало… Пошел. Трясусь весь — если кто видел, небось, за припадочного приняли. Да кто внимание обратит на еще одного психа — ноне урожайный год, много их по городу бродит… На мое счастье, до дому было рукой подать — два квартала (у знакомого телевизор смотрел). Дошатался до двери — уже плохо помню, как открыл, лица не чувствую, руки немеют, как отнимаются, а я все пру — и понимаю ведь так ясно, что против себя самого и пру, но что-то несет, и страшно — не остановиться… В общем, накатило окончательно, и больше ничего не помню, хоть убей… Тогда и наступила пауза.

Пятого? Нет, шестого, в понедельник — точнее, часов в пять вечера… Первое, что увидел и запомнил — циферблат будильника. Он у меня электрический, завода не требует, так и тикал все это время… Пять часов вечера — за окном темно, небо затянуло тучами — сроду таких не видел — низкие, хмурые… До этого-то все ясная погода была — сейчас на это ссылаются, тоже — причину нашли. А впрочем, кто его знает — все может быть… То есть, до такой степени все, что диву даешься!

…Лежу я себе, даже не знаю, на чем, отдыхаю. На душе спокойно так — давно так не было, уже и забыл, что вообще бывает… Словно уже завещание написал. Тучи все гуще — уже чуть не в окно лезут, но тихо — ни грома, ни дождя… Наползают. Лежу, цепенею — мыслей никаких, вот-вот корни пущу. И вдруг, без перехода — день. Те же тучи, та же хмарь, но все по-другому, как будто солнце выглянуло. Ожил — вот такое ощущение. Оцепенение как рукой сняло — вскочил, осмотрелся… Все по-прежнему. Но это в комнате — оказывается, я в комнате на диване прикорнул. Сделал пару шагов, заглянул в кухню — а сам дверь рукой придерживаю — боязно все-таки. Ничего… Никакой мути, ничего — просто разгром полный: пол в лохмотьях, из шкафов что-то длинное свисает, как мох — вермишель, наверное. Любимый холодильник тут же. Открыл — даже лампочка зажглась. Посмотрел, закрыл… Смех, ей богу — весь город в страхе, чуть не тысячу человек задавило, а тут какая-то ветхая кухонька. Во бред! Я чуть не расхохотался, так на душе легко стало. Как будто глотнул чего-то веселящего. И не бывает никакой боли на свете, и не случается в мире никаких несчастий… В общем что-то вроде местной анестезии, пока действует — блаженствуешь. Зато потом…

…Отходняк начался через час. Час безоблачного счастья — стрелка в нулевом положении, полное равновесие и невесомость. Тогда я еще не понял, что произошло, думал — все кончилось… И единственными последствиями останутся лишь бурые кляксы на асфальте… Вот как эта мысль пришла, тут наркоз и перестал. Аккурат в 18.00 — даже время заметил. Мудрено пропустить — с этого времени совесть начала пережевывать меня своими желтыми тупыми зубами. Тут особенно ощущаешь, как прекрасно мир может без тебя обойтись, и как это было бы здорово и прекрасно. Поневоле начнешь завидовать самоубийцам — у них всегда есть запасной выход… Но у меня этого выхода не было — приходилось терпеть. И вот, с какого-то времени этого терпежу меня начало дергать. Нет, не эпилепсия — злоба. Скорчило вдруг меня ненавистью страшной силы — и к кому? К таким же, как я, бедолагам! «Быдло, быдло!» — хриплю, в ушах знакомый колокольчик надрывается… За все трупы всмятку, за кровищу на улицах, за накопленный страх, за погромы — за все, за все! Подхватывает этот мутно-сладкий поток, тащит куда-то — знакомым маршрутом! И вдруг со всего маху — об каменную стену.

Треснуло меня по лбу, глаза раскрыл — сплошные радужные переливы… Зато в мозгах ясность полная. Потому — понял я, наконец, что за чертов божий дар мне достался, и откуда эта ненависть берется. Не моя это ненависть. Нет! Это же тех, пуганых клопов — но как она до меня доступ-то нашла? Все я припомнил разом — и школу, и «дергунца»… Нет, не колдун я. И вообще — никто. Приемник… Точно — радиоприемник, только принимаю не «Европу плюс» и не «Маяк», а людей — настраиваюсь на их волну, на их желания… И исполняю их! Тогда, в школе, все хотели избавления от шайки. Я хотел того же, я использовал силу всех — и сделал это.

А «давилка»… Бог мой, сколько же миллионов народу хотело этого? И я, могучий побирушка, тем и могуч, как Отец-река батюшка, вбирая в себя все ручейки-ручеечки. Ох, как обидно мне стало! Со всего маху да мордой об пол «дергунец» ты, голубчик, марионетка е…я, карманный палач… Уже звону в ушах поубавилось — теперь я себя ненавидел. Дерьмо, кретин! — каких только слов не испытал на своей особе, во сне таких не приснится. Вот уж к этому-то точно — божий дар!