Испанские братья. Часть 3 - [24]
— Сеньор, — Карлос старался говорить спокойно и всеми силами пытался справиться с бешеным биением своего сердца, — сеньор, я очень прошу Вас, назовите мне имя, которое Вы носили в мире! Я уверен, это имя было известным и благородным!
— О да, Вы правы. Мне было обещано, что это имя не будет опозорено. Но к возложенному на меня покаянию относится и запрет называть своё имя. Если это возможно, я должен его забыть.
— Только раз, сеньор, назовите его, я умоляю Вас. — Карлос вздрагивал и почти не мог говорить от охватившего его волнения.
— Ваш голос так странно действует на меня! У Вас такой вид, что мне трудно Вам в чём-либо отказать. Моё имя… Я должен сказать, моё имя было — дон Хуан Альварес де Сантилланос и Менайя…
Не успел он договорить, как Карлос без чувств упал к его ногам.
Глава ILII. Безмятежные дни
Я думал, что-то нас терзает,
Борьба, ночь, тьма и суета,
В которых годы напролёт душа блуждает,
На всё сегодня ляжет тишина.
С высот небесного дворца
Сквозь мрак, сквозь тучи и туман,
Ложится солнца яркий луч.
Вечерний, предзакатный луч
Преображает наши сны…
(О. Мередит)
Старец осторожно положил Карлоса на соломенное ложе. У него сохранилось ещё довольно много сил, а поднять до предела исхудавшее изувеченное тело было не так трудно. Потом он громко постучал в дверь, — так ему было велено делать, если появится нужда в чьей-то помощи. Но его не слышали, или, может быть, не захотели услышать. Этому и не стоило удивляться, потому что более чем за двадцать лет он ни разу не призывал на помощь своих тюремщиков. Тогда он в полной растерянности, беспомощно ломая руки, склонился над молодым человеком. Наконец Карлос шевельнулся и прошептал:
— Где я? Что со мной?
Но прежде чем к нему полностью вернулось сознание, он, наученный горьким опытом двух последних лет, понял, что помощи он может ожидать только изнутри, от Бога, живущего в его сердце, и никто из людей к нему на помощь не придёт. Он попытался вспомнить, что с ним было. Какая-то большая, непостижимая для ума радость постигла его и лишила сил. Он теперь свободен? Или ему позволили увидеть Хуана?
Очень медленно прояснялось его сознание. Он повернулся на ложе и схватил руку старика:
— Отец, о, мой отец, — прошептал он.
— Вам лучше, сеньор? — спросил старик. — Будьте так добры, выпейте это вино.
— Отец, мой отец, я Ваш сын… я… моё имя — Карлос Альварес де Сантилланос и Менайя. Вы не понимаете меня, отец?
— Нет, я не понимаю Вас, сеньор. — Он отступил на шаг и любезно, с безграничным удивлением и непониманием спросил, — с кем я имею честь говорить?
— Отец, я Ваш сын, моё имя Карлос.
— Я никогда не видел Вас… до вчерашнего дня.
— Это верно, но…
— Нет-нет, — оборвал его старик, — Вы говорите безумные слова, у меня был только один сын — Хуан, Хуан Родриго. Наследник дома Альварес де Менайя всегда носил имя Хуан.
— О да, отец, и он сейчас капитан дон Хуан, храбрейший воин, самый лучший человек и самое верное на свете сердце. Как бы Вы его любили! Как бы я хотел, чтобы Вы увидели его лицо! Но нет, благодарение Богу, что Вы этого не можете!
— Мой малыш стал капитаном в армии Его императорского высочества! — сказал дон Хуан, в представлении которого у власти всё ещё стоял великий император.
— А я, — прерывающимся голосом говорил Карлос, — я тот, кто был рождён, когда Вас считали мёртвым. Я открыл свои глаза в этом печальном мире в день, когда Господь призвал мою мать из мира зла в небесную обитель, — я послан сюда, чтобы после долгих страданий и одиночества принести Вам утешение… как это чудесно, не правда ли, отец?
— Твоя мать? Что ты сказал о своей матери? Моя жена! Моя Констанца! О, дай мне увидеть твоё лицо!
Карлос поднялся, встал на колени, старик положил ему руки на плечи и долго и сосредоточенно его разглядывал. Наконец Карлос взял его руку со своего плеча:
— Отец, — сказал он, — ты будешь любить своего сына? Пожалуйста!
Он так долго был окружён злобой и ненавистью, и его сердце истосковалось без любви и человеческого сочувствия…
Дон Хуан сначала не отвечал ничего, потом провёл пальцами по мягким волосам Карлоса.
— Они такие же, как у неё, — мечтательно проговорил он, — и глаза тоже её — синие… о да, я благословлю тебя… но кто я, чтобы благословлять? Бог да благословит тебя, сынок!
Наступила глубокая тишина, но тут ударил большой монастырский колокол. Впервые за двадцать с лишним лет дон Хуан его не расслышал.
Но услышал Карлос. Как он ни был взволнован, он подумал о том, что для кающегося может иметь плохие последствия, если он не выполнит какую-то часть возложенного на него покаяния. Поэтому он мягко напомнил ему об его обязанностях.
— Отец, о, как непривычно и прекрасно произносить это слово! Отец, в этот час Вы всегда читаете псалмы покаяния! Когда Вы закончите, мы с Вами побеседуем. Мне так много надо Вам рассказать!
Кающийся подчинился с безмолвной покорностью, которая стала второй его натурой, и на обычном месте перед распятием начал своё однообразное монотонное чтение.
Только что разбуженная в его уме и сердце новая жизнь была ещё далеко не так сильна, чтобы сломить оковы многолетней привычки, и это было для него благом, оковы привычки были его защитой. Если бы не они, неудержимый поток мыслей и чувств стал бы для него непосильным потрясением. Но привычная латынь, которую он бездумно, без всяких эмоций, порой даже бессознательно повторял, как спасительный сон окутывала душу.
Историческая повесть «Испанские братья» — повесть времён шестнадцатого века. Это повесть о протестантских мучениках, о тех, которые несмотря ни на какие преграды открыто исповедовали Иисуса Христа в своей жизни. В истории Испании XVI век очень ярко освещён факелами костров, пылавших по всей стране, в которых горели ни в чём не виновные люди. И, как правило, огонь инквизиции распространялся на представителей аристократии, всё преступление которых зачастую состояло только в том, что они читали Евангелие на родном испанском языке.
Историческая повесть «Испанские братья» — повесть времён шестнадцатого века. Это повесть о протестантских мучениках, о тех, которые несмотря ни на какие преграды открыто исповедовали Иисуса Христа в своей жизни. В истории Испании XVI век очень ярко освещён факелами костров, пылавших по всей стране, в которых горели ни в чём не виновные люди. И, как правило, огонь инквизиции распространялся на представителей аристократии, всё преступление которых зачастую состояло только в том, что они читали Евангелие на родном испанском языке.
Действие романа одного из ведущих испанских писателей развивается в двух временных планах: в начале прошлого века и в 1975 г., в дни, когда умирал Франко. Герой пишет книгу о Гойе, работа над которой подводит его к осмыслению закономерностей национальной истории, заставляет серьезно задуматься о переломных моментах в истории Испании, о возможных путях демократизации страны.
В 7-й том Собрания сочинений А. Н. Толстого вошёл роман «Петр Первый», над которым писатель работал 16 лет. Это эпопея о судьбах русской нации в один из переломных моментов ее развития. В 1941 г. этот роман был удостоен Сталинской премии.
Семён Филиппович Васильченко (1884—1937) — российский профессиональный революционер, литератор, один из создателей Донецко-Криворожской Республики. В книге, Васильченко С., первым предпринял попытку освещения с художественной стороны деятельности Левой оппозиции 20-ых годов. Из-за этого книга сразу после издания была изъята и помещена в спецхран советской цензурой.
В книге рассказывается о трагической судьбе Лыжного егерского батальона, состоявшего из норвежских фронтовых бойцов и сражавшегося во время Второй мировой войны в Карелии на стороне немцев и финнов. Профессор истории Бергенского университета Стейн Угельвик Ларсен подробно описывает последнее сражение на двух опорных пунктах – высотах Капролат и Хассельман, – в ходе которого советские войска в июне 1944 года разгромили норвежский батальон. Материал для книги профессор Ларсен берет из архивов, воспоминаний и рассказов переживших войну фронтовых бойцов.
Аббат Готлиб-Иоганн фон Розенау, один из виднейших архитекторов Священной Римской империи, в 1157 году по указу императора Фридриха Барбароссы отправился на Русь строить храмы. По дороге его ждало множество опасных приключений. Когда же он приступил к работе, выяснилось, что его миссия была прикрытием грандиозной фальсификации, подготовленной орденом тамплиеров в целях усиления влияния на Руси католической церкви. Обо всем этом стало известно из писем аббата, найденных в Венской библиотеке. Исторический роман профессора, доктора архитектуры С.
Рассказ посвящён скромным талантливым труженикам аэрокосмической отрасли. Про каждого хочется сказать: "Светлая голова и руки золотые". Они – самое большое достояние России. Ни за какие деньги не купить таких специалистов ни в одной стране мира.