Испанские братья. Часть 1 - [8]

Найти истину, думать по истине, говорить истину и по ней поступать — такой цели перед ним никто не ставил. Ему всегда говорили, что надо достигать более выгодного, но не истинного, выгодного для церкви, для семьи, для него самого, наконец. У него было живое воображение, он был остроумен и находчив, и поэтому быстро находил выход из любого двусмысленного положения. Сами по себе эти свойства хороши, но очень опасны, когда притупляется чувство истины. Карлос был робок, как это часто бывает с богато одарёнными натурами. В суровом шестнадцатом веке, пожалуй, только церковь предоставляла возможность несмелому утончённому человеку не только избежать унижения, но и добиться славы и известности. На службе церкви умная голова могла забыть о слабости нервов. Власть, слава, богатство в избытке доставались служителю церкви без того, чтобы он покинул келью или часовню или чтобы хотя бы увидел оголённую саблю или заряженный мушкет, имея в виду, конечно, что его острый ум умеет направлять сильные руки, которые поднимают меч, или лучше сказать, направлять действия коронованной головы, что этими руками повелевает.

Может быть, в этом университете даже были студенты (установлено, что несколькими годами раньше это имело место), которые ставили перед собой другие цели и изучали другие науки, не те, что должны были привести Карлоса к власти в мире, к славе и к успеху. Эти молодые люди на деле стремились постичь истину, поэтому от трудов учёных и отцов церкви они обратились к текстам в оригинале. Но эти «библеисты», как их называли, были очень малочисленны и не получили признание. За время своей учёбы Карлос ни разу с ними не столкнулся.

Изучение греческого и древнееврейского языков попало в немилость. Этих языков коснулся ветер проклятия, связанный со всем тем, что испанские католики называли одним словом — «ересь». Карлосу никогда не приходило в голову хоть на шаг сойти с проторенного пути, по которому он шёл впереди чуть ли не всех своих целеустремлённых единомышленников.

Оба брата, и Хуан, и Карлос, в какой-то степени ещё верили в свою детскую мечту, хотя их расширившиеся познания принудили их внести в неё некоторые коррективы. Что касается Карлоса, то он уже не мог с прежней убеждённостью верить в существование Эльдорадо. Но он, как и Хуан, был решителен в своём намерении раскрыть тайну судьбы своего отца, — или пожать руку живому, или найти его могилу. Любовь братьев друг ко другу, их взаимное доверие с годами только крепли и являли собой трогательную картину. Их случайные поездки в Севилью и проводимые там же каникулы вносили разнообразие в их монотонную студенческую жизнь и не остались без важных последствий.

Было лето 1556 года. Карл Великий, в недавнем прошлом ещё король, сложил тяжелое бремя власти и направился в прекрасный Сен-Жюст. Теперь дону Хуану, молодому, сильному, полному надежд, предоставлялось долгожданное место в армии испанского короля Филиппа Второго.

Братья сидели за своим последним совместным ужином в столь любимой, хоть и не слишком уютной комнате в Алькале. Хуан отодвинул бокалы, которые Карлос охотно наполнил бы ещё раз, и углубившись в свои мысли, играл кружочком лимона.

— Карлос, — сказал он наконец, не глядя на брата, — не забудь о чём мы говорили, — и тихо, очень серьезным тоном добавил, — так пусть и ты не будешь забыт Богом.

— Конечно, брат, но я думаю, тебе нечего бояться.

— Нечего? — глаза Хуана как в детстве, сверкнули огнём, — если это так, то только потому, что из-за эгоистичности тёти, из-за чванства двоюродных братьев, донне Беатрис нельзя посещать танцы, театр и корриду. Но, мне кажется, ей достаточно показать своё лицо в Аламеде на мессе, и у меня появится целый рой соперников.

— Но дядюшка благосклонен к тебе и к донне Беатрис, и он не переменит своих мыслей, если ты вернёшься домой, покрыв себя славой, о, мой Ру!

— В таком случае будь бдителен в моём отсутствии, брат, и не упусти в нужный момент сказать необходимое слово, ведь ты это так хорошо умеешь. Тогда я буду спокоен и все свои силы посвящу благородной задаче свернуть шею всем врагам моего праведного повелителя, короля Испании!

Он встал, закрепил новый толедский меч на богато расшитом поясе, набросил на плечо короткий ярко-красный плащ и надел на свои пышные чёрные кудри цветную бархатную шапочку. Дон Карлос покинул комнату вместе с братом. Они вскочили на коней, которых держал наготове мальчик-земляк и поскакали по улице к воротам Алькалы, и не один восхищённый взгляд, не одно от души произнесённое «С Богом!» последовали за доном Хуаном.

Глава V. Дон Карлос забывается

Прекрасное лицо и нежный голос

Лишили разума меня.

(Р. Браунинг)

После отъезда брата жизнь в Алькале стала для дона Карлоса Альвареса невыносимо однообразной, при этом его блестяще пройденный путь обучения в университете приближался к концу. Он добился степени лиценциата теологии и сообщил об этом дядюшке, с оговоркой, что часть времени, которая оставалась до его посвящения в сан, он бы охотно провёл в Севилье, где хочет слушать лекции знаменитого фра Константина Понсе де ла Фуэнте, профессора теологического колледжа. На самом деле причиной этого желания в большей степени была последняя просьба брата, нежели рвение к учёбе, тем более, что в Алькале до его слуха дошли вести, утвердившие его в том, что бдительность будет очень уместной. Ответ от дяди пришёл очень быстро, дядя любезно приглашал его считать дом в Севилье своим родным домом столько времени, сколько ему заблагорассудится. Хотя дон Мануэль очень гордился умом и успехами своего младшего родственника, его гостеприимство не было лишено эгоистических соображений — он считал, что дон Карлос будет способен оказать услуги одному из членов его семьи, которые он считал очень важными.