Испанские братья. Часть 1 - [24]

— Она что-нибудь тебе сказала? В чём-то доверилась тебе?

— Нет, сеньор. В последующие дни она произносила только отрывочные слова, как в бреду, это были короткие слова молитвы. Так было почти до конца, и она едва была в состоянии принять благословение святой церкви и прошептать несколько слов, касающихся только что родившегося в мир несчастного младенца. Она просила нас дать Вам то имя, которое Вы носите, потому что Ваш отец сказал, что следующего своего сына он назовёт именем великого государя. Потом она вознесла страстную молитву Богу: «Господи, возьми его Ты»… Доктор Марко, который был здесь, считал, что она имеет в виду только что родившееся дитя, ведь на небесах среди ангелов и святых, оно, несомненно, было бы укрыто более надёжно, чем здесь, на грешной земле, но я знаю, её мысль была не эта.

— Моя бедная мать! Дай, Боже, покой её душе! О да, я уверен, она покоится в Господе…

— Да, так на Ваш дом пало проклятие, сеньор. В такой обстановке Вы явились в мир. Но вы росли весёлыми детьми, Вы и дон Хуан.

— Благодаря твоей заботе и доброте, милая и верная Долорес! Теперь скажи мне честно, вы никогда не получали никаких вестей от отца, или, может быть о нём?

— От него — ничего. О нём — ничего, чему можно было бы поверить.

— И чему ты могла бы поверить? — с живостью спросил Карлос.

— Я ничего не знаю, сеньор. Мне известно только то, что я сейчас рассказала Вашему благородию.

— Ты веришь в его гибель в Индии, как это нам внушали с младенчества?

— Я ничего не знаю, сеньор, — повторила Долорес с видом человека, твёрдо решившего не говорить ни слова.

Но Карлос не хотел её так отпускать. Они зашли слишком далеко, чтобы, не дойдя до цели, свернуть с пути. Оба инстинктивно чувствовали, что не скоро вернутся к этой теме. Карлос положил руку на её плечо, твёрдо посмотрел ей в глаза:

— Долорес, ты уверена, что отец мёртв?

С явным облегчением от того, что вопрос поставлен в такой форме, она, спокойно выдержав его взгляд, ответила с полной правдивостью:

— Так же как я уверена, что сижу вот здесь перед Вами — Бог мне свидетель.

После долгого молчания, вставая, она добавила:

— Дон Карлос, не сочтите за дерзость, если посоветую Вам раз и навсегда — ведь я маленьким ребёнком носила Вас на руках и, следовательно, никто не может любить Вас сильней меня — если я, бедная старая женщина, осмелюсь сказать молодому образованному рыцарю…

— Говори мне всё, что считаешь нужным, милая моя няня.

— Тогда, сеньор, говорю я, оставьте суетные мысли и вопросы о судьбе Вашего отца! Нет птиц в прошлогодних гнёздах… и вода, которая уже утекла, не может крутить мельничное колесо. И я прошу Вас посоветовать то же самое Вашему благородному брату. Смотрите вперёд, сеньор, а не назад! Пусть Бог Вас благословит!

Долорес повернулась, чтобы уйти, но в нерешительности остановилась.

— Что у тебя, Долорес? — спросил Карлос, надеясь, что сейчас хоть какой-то лучик осветит тьму, от которой она советовала ему отвратить взор.

— Если Вы позволите, дон Карлос, — она опять умолкла.

— Я могу что-нибудь для Вас сделать? — ободряющеласково спросил Карлос.

— Да, сеньор, это Вы можете… с Вашей учёностью и с Вашей хорошей книгой… Вы можете сказать мне, душа моего бедного Альфонсо, который умер на поле боя без покаяния и святых даров, она может найти покой у Господа?

Так её истинно женское сердце, несмотря на всё самоотречение, вернулось к своим собственным, таким трудным проблемам.

Карлос неожиданно оказался в затруднительном положении.

— Разве об этом что-нибудь говорят мои книги? — в некоторой растерянности проговорил он, — Но я уверен, ты можешь утешиться, потому что столько лет усердно о нём молилась, и призывала на помощь молитвы святой церкви.

Долгий взгляд её тоскующих глаз печально спросил: «И это всё, что вы можете мне сказать?» Уста же её прошептали:

— Благодарю Вас, сеньор, — и она оставила Карлоса одного.

Глава XI. Свет дарует радость

Где царит сомнение, там печаль гнетёт сердца,

И каждый по-своему воспринимает радость и боль.

Но иным Бог нашептал в сердце музыку,

И теперь только её звуки слышит оно.

(Р. Браунинг)

Запутанный рой противоречивых мыслей, — вот что осталось в душе молодого человека после беседы с Долорес. С одной стороны, луч света, хоть и не слишком яркий, осветил мрак жизненного пути его отца, и Карлос допускал отрадное для его сердца толкование надписи на стекле. Но с другой стороны, конец этого пути стал ещё более неясным, и он лучше, чем когда-либо понял, какими же по-детски наивными и далёкими от истины были их с Хуаном мечтания, которым они с таким восторгом отдавались.

Кроме того, последние слова Долорес больно ранили его. Почему он не знал ответа на её такой простой вопрос? Почему его книга, которая открыла ему столько тайн, оставила эту неразгаданной? Откуда столь значительное молчание апостолов и евангелистов о том, о чём церковь говорит громко и во всеуслышание? Где вообще во всём Новом Завете что-нибудь написано о чистилище? Где молитвы к святым и к заступнице матери Божьей? Где написано хоть слово о всё оправдывающих добрых делах? Карлос испугался так, как пугается человек, внезапно увидевший, что стоит на краю пропасти. Или как тот, кто живёт в маленьком, ярко освещённом кругу и которому подобные вопросы вдруг показывают хаос, который царит за пределами круга, и при первом неосторожном шаге он может в нём утонуть.