Ислам в политике нацистской Германии (1939–1945) - [19]
ФОТО 2.1. Амин аль-Хусейни и Гитлер в новой рейхсканцелярии.
Берлин, 28 ноября 1941 года (источник: Федеральный архив Германии в Кобленце, изображение 146–1987–004–09A, Hoffmann)
Беседа муфтия и фюрера ограничилась обменом любезностями и выражением уверенности в том, что они сражаются с одними и теми же врагами – англичанами, евреями и большевиками[199]. Когда аль-Хусейни попросил Гитлера дать письменные гарантии независимости арабских территорий и особенно Палестины, диктатор уклонился от этой проблемы. После повторной просьбы аль-Хусейни Гитлер ответил ему, что на нынешней стадии боевых действий решать такие вопросы было бы преждевременно, но заверил муфтия в своей готовности вести «бескомпромиссную борьбу с евреями», в том числе и проживающими на арабских землях. Еще в одной просьбе о встрече с Гитлером (в 1943 году) аль-Хусейни было отказано[200].
Муфтий поселился в Берлине и несколько лет пытался влиять на политику Германии в отношении мусульманского мира. Вскоре он получил печальную известность из-за своих интриг против соперников, прежде всего против бывшего премьер-министра Ирака Рашида Али аль-Гайлани, который также перебрался в Берлин после поражения стран Оси в Ираке[201]. Гроб-ба, отвечавший за арабских коллаборационистов, поддерживал аль-Гайлани. Чтобы положить конец конфликту, курировать аль-Хусейни в итоге было поручено дипломату и бригаденфюреру СС Эрвину Эттелю, бывшему послу в Тегеране[202]. В последующие месяцы Эттель и муфтий (при поддержке Прюфера) успешно интриговали против Гроббы и аль-Гайлани. В конце 1942 года Гроббу заставили уйти из МИДа, а иракский политик потерял свое влияние.
Деятельность аль-Хусейни в Берлине широко освещена в научной литературе, прежде всего в биографиях, написанных Иосифом Шехтманом, Клаусом Генсике и Дженни Лебель[203]. Тем не менее биографические работы, как правило, переоценивают влияние муфтия в Германии. На самом деле оно было крайне ограниченным. Его план добиться конкретных уступок и обеспечить гарантии независимости арабам и палестинцам – главная задача! – реализован не был[204]. Его предложения были успешными лишь в той мере, в какой они совпадали с интересами рейха. Самым ярким примером можно назвать его попытки помешать выезду евреев из стран-сателлитов Германии в Юго-Восточной Европе в Палестину[205]. Вместо того чтобы ставить муфтия в центр повествования, более разумным представляется рассматривать его лишь в качестве одного из элементов общей политики Германии, направленной на исламский мир. Немецкие чиновники использовали аль-Хусейни как пропагандистскую фигуру, когда обстоятельства того требовали. В конце концов, его услуги хорошо оплачивались. Муфтий получал ежемесячное жалованье не менее 90 тысяч рейхсмарок. Кроме того, ему и его свите было предоставлено несколько резиденций[206].
Министерство иностранных дел использовало муфтия в основном для ведения пропаганды в арабском и мусульманском мире. Хотя аль-Хусейни изначально позиционировал себя как арабский националист, а не как исламский лидер, Берлин все больше интересовался его ролью религиозного деятеля[207]. В октябре 1942 года, накануне своего увольнения, Гробба отметил, что муфтий «до сих пор пользовался особым доверием немецких политиков и военных из-за религиозных одеяний, которые он носил»[208]. В то же время Эттель заверял Риббентропа, что муфтия можно привлекать к немецкой пропаганде не только в Северной Африке и на Ближнем Востоке, «но и за пределами этих регионов, среди всех исламских народов, вплоть до Индонезийского архипелага»[209]. Такая позиция, конечно же, чрезвычайно переоценивала реальный религиозный и политический авторитет аль-Хусейни.
Среди менее известных, хотя и столь же интересных, мусульманских деятелей, работавших в министерстве иностранных дел, можно назвать имама Алимджана Идриса[210]. Он работал в лагерях военнопленных-мусульман в Вюнсдорфе и Цоссене во время Первой мировой войны, а затем прусское военное министерство до 1921 года держало его для присмотра за бывшими мусульманскими заключенными. Через год Идриса направили в Советский Союз с тем, чтобы он агитировал студентов из Центральной Азии учиться в Германии – но вскоре его арестовали мнительные советские спецслужбы. Спустя несколько месяцев он был освобожден с помощью немцев и вернулся в Берлин. В 1933 году Восточная секция политического отдела министерства иностранных дел наняла Идриса в качестве советника. У него, кажется, не было особых идеологических возражений против работы на нацистский режим.
В 1933 году «Аль-Манар», панисламистский журнал Рашида Риды, опубликовал письмо Идриса, в котором имам поносил евреев как продажный, презренный и отвратительный народ, а также спрашивал мнения Риды о противоречивых аятах Корана, посвященных евреям[211]. После начала войны в 1939 году Идрис работал в Восточной секции отдела радиопропаганды на иностранных территориях, которым руководили одновременно министерство иностранных дел и геббельсовское министерство пропаганды. Идрис участвовал в работе секции до конца войны, сначала на арабоязычных программах, а потом в вещании на тюркских языках. Вермахт и СС также заинтересовались его услугами (об этом см. ниже). Идрис, родившийся в Средней Азии, говорил на нескольких тюркских языках, в том числе на турецком, узбекском и киргизском, а также на русском, персидском, арабском, французском и немецком. Министерство иностранных дел даже поручило ему подготовить персидский перевод «Майн кампф». Для обеспечения своей пропагандистской работы министерство иностранных дел использовало и других мусульманских добровольцев. Среди них можно упомянуть арабов Абдальхалима аль-Наггара и Мухаммеда Сафти, которые также руководили «исламским» учреждением МИДа – Центральным исламским институтом, который стал центром немецкой пропаганды среди мусульман.
