Ислам и Запад - [59]

Но и этого мало, и чтобы добиться своего, г-н Саид считает нужным предъявить множество ошеломляющих обвинений. Так, говоря о жившем в конце XVIII — начале XIX века французском востоковеде Сильвестре де Саси, г-н Саид замечает, что «он разграбил восточные архивы… Отобранные тексты он затем вернул обратно; он их подделал…» (с. 127). Если в этих словах и есть какой-то смысл, то он заключается в том, что Саси не имел права работать с этими документами, а также совершил преступление, фальсифицировав их. В этой возмутительной клевете на великого ученого нет ни крупицы правды.

Еще одно, более общее, обвинение, выдвигаемое против востоковедов, состоит в том, что их «экономические идеи никогда не простирались дальше утверждения о природной неспособности жителей Востока к промышленности, торговле и экономической целесообразности. В области исламоведения эти клише использовались на протяжении веков, до появления в 1966 году важнейшего исследования Максима Роденсона «Ислам и капитализм» (с. 259). Сам Роденсон первым заявил бы, что это утверждение абсурдно, а его автор не потрудился ознакомиться с работами таких востоковедов, как Адам Мец, И. Крамере, В. Бьоркман, В. Бартольд, Томас Арнолд и многие другие. Все они занимались экономической деятельностью мусульман; Арнолд был англичанином. Роденсон, кстати, делает интересное наблюдение о том, что, если довести до логического завершения некоторые приемы анализа и формулировки г-на Саида, «получится учение, аналогичное ждановской теории двух наук»[111].

Из обзора г-на Саида выпали не только немецкие ученые. Интереснее то, что он не упомянул и о русских. Их вклад в арабистику и исламоведение хотя и значителен, но меньше, чем у немцев и даже у британцев с французами. Г-ну Саиду, впрочем, русское востоковедение могло быть полезно в ином отношении, а именно в том, что советская наука, особенно при описании исламских и прочих неевропейских регионов Советского Союза, очень близко — гораздо ближе, чем осуждаемые г-ном Саидом британские или французские ученые, — подходит именно к тому типу тенденциозных клеветнических писаний, которые ему так не нравятся в других ученых. Однако русские, как это ни странно, не удостаиваются суровой критики г-на Саида даже за самые оскорбительные и презрительные отзывы об исламе.

Вряд ли это упущение связано с незнанием русского языка; в других случаях такие мелочи г-на Саида не останавливали, да и краткое изложение соответствующих советских научных работ доступно на английском и французском. Объяснение следует искать в политической направленности книги г-на Саида. Саид, напомню, верил, что Южный Йемен был «единственной поистине радикальной народной демократией на Ближнем Востоке»[112]. Ученому, готовому принять такое за чистую монету, разумеется, не придет в голову журить академика С. П. Толстова, который считал Мухаммада шаманистским мифом, или профессора Беляева, который описывал Коран как выражение идеологии рабовладельческого правящего класса, исполненное рабовладельческих настроений.

Последнее и, возможно, самое удивительное. Г-н Саид, как явствует из его книги, относится к Востоку, арабскому и прочему, куда хуже самых что ни на есть заносчивых европейских империалистических авторов, которых он осуждает. Так, он говорит о «книгах и журналах на арабском (и, разумеется, на японском, различных индийских диалектах и прочих восточных языках)…» (с. 322). Подобное высокомерное перечисление, и в особенности уверенность в том, что индийцы говорят не на языках, а на диалектах, пристало бы уездному колониальному чиновнику начала XIX века.

Еще примечательнее то, что г-н Саид пренебрегает арабской наукой и публикациями (а возможно, просто не подозревает об их существовании). «Ни один арабский или исламский ученый не может позволить себе не знать о том, что делается в научных журналах, институтах и университетах Соединенных Штатов и Европы, но не наоборот. Скажем, в арабским мире сегодня не издается ни одного солидного журнала по арабистике» (с. 323). Первое утверждение едва ли можно считать упреком, а все остальное — неправда. Г-н Саид, видимо, не знает об огромном количестве журналов, монографий и прочих изданий, публикуемых университетами, академиями, научными обществами и другими исследовательскими учреждениями в самых разных арабских странах[113]. В том же неведении он пребывает, очевидно, и относительно все более и более многочисленных самокритичных публикаций арабских авторов, которые стараются исследовать недостатки и слабости арабского общества и культуры и при этом делают, и в куда более острой форме, те самые замечания, за которые г-н Саид обрушивается на востоковедов, обвиняя их в расизме, враждебности и желании повелевать. Похоже, ему неизвестен даже обширный корпус публикаций арабских авторов по проблемам востоковедения; во всяком случае, он его не упоминает[114].

Несмотря на в основном неблагожелательные отклики в научных журналах (любопытное исключение составил The Journal of the American Oriental Society, орган американских востоковедов), Orientalism