Искусство жить (с)нами - [3]

Что-то прошлось по его волосам, потом по лбу и снова по волосам. Гладкий язык и тёплая слюна на лице. Еремей открыл глаза и увидел нависающую над собой одну из собак-волкодавов. Она глубоко дышала и смотрела вдаль, на гладь замёрзшей реки. Еремей оторвал примёрзшие к ушам руки и прислушался.

Тишина.

Собака громко гавкнула, что у Еремея задрожала голова, и в ответ со стороны реки донесся дружный парный лай.

Аккуратно, боясь чужого взгляда, Еремей поднял голову и посмотрел на реку. Воды стояли скованные льдом, точно так же, как он их видал двадцать минут назад с другого берега. Ледяной кисель впитал в себя тяжёлые объекты и сам не сдвинулся ни на метр. По всей площади дальней половины реки раскидан груз, который был снят своими хозяевами и не утоплен вместе с ними в сыпучем льду. В большом мешке с провизией, что был брошен недалеко от противоположного берега, мордами рылись две собаки.

Еремей ещё раз посмотрел на пса, который стоял над ним. Это был бурят-монгольский волкодав, его густая чёрная шерсть развивалась на ветру, а сама стать пса выглядела сильной и гордой. Пёс смотрел на своих сородичей, которые были увлечены едой, и снова громко гавкнул. Звук эхом разнёсся по мёртвой тишине. Те вытащили морды из мешка, огляделись вокруг и снова продолжили трапезу.

Бурят-монгольский волкодав сорвался с места и быстро побежал по льду в сторону псов. Большие тяжёлые лапы наступали на лёд, но не проваливались, возможно, масса собак была меньше той критической, которую не выдерживал верхний слой, так же дело могло быть в площади покрытия давления на лёд, хотя это маловероятно. Скорее всего, всё-таки масса и скорость.

Подувший холодный ветер легко продул толстенный шерстяной свитер. Еремея окутала дрожь. Встав на ноги, он отряхнул снег с одежды и внимательно оглядел весь противоположный берег. Людей видно не было, лошадей тоже. Насколько понимал Еремей, собаки, сопровождавшие их экспедицию, были хорошо надрессированы на защиту и спасение людей от диких животных. И чтобы не случилась, любой из этих псов должен следовать за человеком, ибо там, где человек, там дом и тепло, там еда. Все псы здесь, никто из них не пошёл на тот берег в лес, соответственно скорей всего никого из людей, за которыми можно было бы следовать, в том лесу нет.

— Не может быть… — рухнуло на душе Еремея. Ноги его обмякли и он медленно, присев на колени зарыдал. Громко, не стесняясь всхлипов, слёз, криков, он отдавал свою скорбь и сожаление тайге.

Все собаки тут же обратили внимание на него и, оторвавшись от пойка, подбежали к единственному на многие десятки километров живому человеку, которого нужно по зову древних отчих инстинктов защищать и оберегать.

Трое псов одинаково больших и могучих, двое черношёрстных хотошо (бурят-монгольских волкодава) и одна пиренейская горная сторожевая кипельно-белого цвета. Псы несколько раз обошли вокруг человек и сели неподалёку, принюхиваясь к окружающим запахам.

Когда разум Еремея понемногу начал просветлятся, он утёр слёзы и впервые внимательно рассмотрел собак. Будучи натуралистом, он отлично знал их породы, и был крайне удивлён, что в тайге на далёкой заставе, у егерей на службе состоят такие отличные по всем параметром псы.

Холод быстро завладел телом Еремея, он подошёл к одному из хотошо и обнял лохматого чёрного пса. Собака не сопротивлялась и спокойно приняла объятье. Тепло животного быстро разлилось по телу Еремея, но стоило ему отпустить пса, как дрожь снова возвращалась.

Если верить собакам, то группа и вправду могла утонуть во всём своём составе, и вернуться на заставу, чтобы просить о помощи некому. С той же стороны, если некому вернуться на заставу, то и некому рассказать о том позорном, бесчеловечном поступке Еремея.

Еремей глубоко вздохнул. На душе было тяжко и погано, но нужно было думать, какой следующий шаг спасёт ему жизнь, ведь был вполне реальный шанс вернуться в Москву и при этом сохранить незапятнанное имя.

Он отпустил собаку и подошёл к краю берега. Истоптанный его и собачьими следами снег, всё так же лежал на крепком с виду льду. Все припасы, находились на противоположной половине реки, идти за ними было бы безумием. На этой же половине находился только его рюкзак, сумка, снятый тулуп, шапка, и затянутые на половину в лёд валенки.

При мысли о том, что нужно будет ещё раз вступать на поверхность этой реки, Еремея одолевал панический ужас. Он представлял, что где-то здесь, на дне, или скорей всего в толще бегущих под силой течения вод, несутся под этой коркой сыпучего льда тела двух с-лишнем десятков людей, и нескольких лошадей.

— Э-ге-гей! Люди! Ау! — на всякий случай закричал Еремей, скорее для собственного убеждения, нежели надеясь найти отклик.

Фраза эхом разлетелась по тайге, не найдя ушей, которые были бы способны понять человеческую речь.

К Еремею подбежал белый пёс и активно начал облизывать ему замёрзшие пальцы.

— Дружок… — присел на колено и начал гладить пса за холку мужчина. — Дружище ты мой, белый, хороший… верный. Ты поможешь мне? Принеси мне, пожалуйста, тулуп, вон тот, — он указал несгибаемой кистью в стороны своих вещей. — Давай. Фас! Апорт! Взять! Принеси, тебе же не сложно, ты не утонишь… а Я утону, — блеск отчаянья снова скатывался на глазах Ерёмы.