Искусство раздевания - [77]

Когда мое сырное ассорти было готово, Жан-Поль заставил меня помогать Таре делать розетки из масла. Когда он вышел из комнаты, Тара высказала предположение:

— Все это приведет к увеличению потребления молочных продуктов, не так ли?

Я посмотрела на стол перед ней. Она соорудила из масла большую женскую грудь и украсила ее двумя сосками. Ральф расхохотался. И Том тоже. Она успела ликвидировать свое творение до того, как вернулся Жан-Поль и подозрительно на нас уставился. Он прошелся у меня за спиной. Мои розетки, кажется, получились неплохо. У меня даже руки не тряслись, когда он дотронулся до моего плеча.

— Время для ленча.

Он собрал остатки масла с краев миски и вывалил размягченную массу прямо на стол. Она шлепнулась, как огромная куча птичьего помета.

— Оставайся и сделай еще сто штук. А все остальные идите отсюда.

Словно ушат холодной воды опрокинули на голову. Я превратилась в тлеющий костер. Еще одно унижение. Это было несправедливо. Я склонилась над столом и продолжала делать розетки, но это было просто абсурдно. На шестом десятке моя спина заболела. Я выпрямилась, потянулась. И зачем я все это делаю? Жан-Поль все равно не узнает, закончила я или нет. А если и узнает, то, как всегда, обратит внимание лишь на плохое. Не было никакого смысла в этом дурацком задании, не было смысла ходить в эту школу. Он никогда не допустит меня в мастер-класс. Я зря потратила деньги отца.

Я направилась к холодильнику, где меня поджидали мои лебеди, которых осталось только наполнить кремом. Поднос с шеями стоял ниже.

Под ним я увидела бисквиты Тары. Они уже были выпечены, осталось только украсить и подать. О, искушение! Искушение достать поднос и вывалить его содержимое в мусорку. Как же классно я буду себя чувствовать! Хотя бы мгновение. Да и кому нужны ее бисквиты? Ей и самой наплевать.

Я вытащила свои подносы и поставила на стол. Пирожные смотрелись весьма неплохо. Вполне профессионально. По крайней мере, я так считала. А кто же еще? Жан-Поль охаит их, как и все, что я делала. Все всегда было безобразно, потому что являлось моим творением. Да, наконец-то все понятно. Вот в чем дело! Что там говорил Том? «Она профессионал». А я была дилетантом, и всегда останусь такой. Я брала одну фигурку за другой и сминала их ладони, а потом крошила на мелкие кусочки. Затем большим пальцем я давила на каждую шею, пока она не ломалась пополам. Разве я могла хоть на секунду допустить, что он меня похвалит? Жгучие слезы разъедали глаза, обида поглотила меня. Мой новый рецепт. Лебеди с переломанными шейками и заварным кремом. Добавить слез и размешать.

Я раньше никогда не бывала в офисе у отца. Секретарша даже не знала, кто я такая. Она, скорее всего, понятия не имела, что я вообще существую. Но я настояла, чтобы меня пропустили. Я села напротив него, пристроив свой сверток с ножами на коленях. Между нами был огромный стол, заваленный бумагами, папками, толстыми юридическими книгами. Но сейчас речь шла не о разводах и изменах. И не надо было спрашивать, как дела у Эммы. Пришло время сказать ему, что я неудачница, потерпевшая полное фиаско. Нерентабельное вложение средств.

— Я ухожу из кулинарной школы.

Он откинулся назад в черном кожаном кресле — большом, с массивными подлокотниками и выдвигающимся подголовником.

— Ты больше не хочешь быть шеф-поваром?

— Нет.

— А кем хочешь?

— Снова подумываю о юридическом образовании.

— Вот как.

— Хочу заниматься чем-то полезным. Помогать людям.

— Звучит идеалистически.

— Это плохо?

Слева от его компьютера стояла большая черно-белая фотография Ли, а рядом с ней цветной снимок Эммы.

— Это непросто.

— Ты думаешь, я не справлюсь?

А почему он мог думать наоборот? Я раньше отказалась от юриспруденции. Но сейчас будет по-другому. Я постараюсь прилежно заниматься. С упорством фанатика буду ходить на занудные, сухие занятия. Заставлю себя интересоваться конституцией, федеральным управлением, общественным устройством… И даже носить эти дурацкие костюмы-двойки.

— Я полагал, ты хотела делать пирожные.

— Да.

— Что же случилось? Ты не попала в мастер-класс?

Стало быть, он не в восторге от моего желания идти по его стопам.

— Я хочу помогать женщинам, которые работают в секс-индустрии.

— Помогать им? — удивился он.

— Выбраться оттуда. Начать новую, нормальную жизнь.

Он снова откинулся в кресле. Положил ногу на ногу так, что приподнялась штанина, обнажив полоску кожи между ней и носком. Кожа была белая и волосатая.

— И как ты себе это представляешь?

— Для начала изменить законы. — Я смотрела ему в глаза. — Таким образом, чтобы мужчины, которые пользуются их услугами, несли ответственность и тоже заслуживали порицания, может даже и в большей степени.

Он наклонился ко мне:

— Забудь свой идеализм. Женщинам, которые работают в секс-бизнесе, эго нравится. Если нет, они оттуда уходят. Их никто не заставляет. Да, в этом есть саморазрушение личности, но законы здесь ни при чем. Им не нужна твоя помощь, Джинджер. Психиатрическое лечение и то вряд ли поможет. Если кому и нужна поддержка, так это тебе. А эти женщины очень сильные, жесткие. Как твоя мать. Она же не страдает, правда?