Искусство невозможного (в 3-х томах) Т.1 - [31]

— И все равно ведь, вероятно, тяжело жить, постоянно ощущая дамоклов меч над темечком?

— Непросто. Но и к этому постепенно привыкаешь.

— Ради чего привыкать? Ведь вы весьма богатый человек — не только по российским, но и по мировым меркам. Заработанного хватит и вашим детям, и внукам. Зачем же и дальше балансировать на лезвии ножа?

— Вы опять пытаетесь поставить меня в положение, в котором я вынужден был бы оправдываться, доказывать что-то. Я живу в согласии со своими принципами и правилами, а уж как это выглядит со стороны… Российская жизнь последних тринадцати лет — с начала перестройки — круто изменила всех нас. Вне зависимости от того, стал ли человек материально жить лучше или хуже, — он стал жить по-иному. Разорвана связь времен. Все, что было до 85-го года, словно относится к другой жизни. Человек так устроен, что даже изменения к лучшему — тяжелая нагрузка. А уж перемены к худшему… И поверьте, в психологическом смысле не имеет принципиального значения, богат ты или беден. Посмотрите вокруг. Вам нравится дача, на которой мы беседуем?

— Риторический вопрос. Да на каждом километре Рублевки таких дач, как эта, что дырок в швейцарском сыре! Ничего особенного в вашем доме нет.

— Он не мой.

— Инвентарные бирки вас не раздражают?

— Стараюсь не замечать их. Нет, неправильно сказал: я их не замечаю. Чувствую себя здесь вполне комфортно. Кстати, в доме, за исключением мебели, нет ни одной вещи или картины, купленной мной. Все подарено.

— Включая тигриную шкуру, которую мы сейчас так безжалостно топчем?

— Да, это презент приморского губернатора Наздратенко.

— А от Бориса Николаевича тут что-нибудь есть?

— Письменная благодарность. Могу показать. Видите, «Благодарность Президента Российской Федерации № 396».

— Честно говоря, не самая маленькая цифра. Не скоро очередь до вас дошла.

— Как говорится, не подарок дорог, а внимание. Если же серьезно, я заметил, что в какой-то момент во мне произошли определенные перемены: материальные, бытовые проблемы занимают меня столь мало, что о них и говорить совестно.

— А молва приписывает вам другое: мол, вы и роскоши не чужды, и недвижимости у вас по всему миру раскидано сверх всякой меры. Мол, специально гостей на казенной даче принимаете, а собственные хоромы от посторонних глаз прячете.

— Нет своей дачи, не построил.

— Заметил каталоги аукциона Сотби у вас в гостиной.

— Лена, жена, сделала одно приобретение. Купила на Сотби ожерелье. Жемчужное. С тех пор компания, проводящая аукционы, регулярно шлет нам каталоги в огромном количестве. Мне даже неудобно, что ввожу людей в расходы — почтовые услуги тоже, наверное, влетают в копеечку.

— А вы помните самую дорогую покупку, которую совершили в жизни?

— Вы заставляете меня напрягать память… В личную собственность мне не приходилось приобретать каких-то совсем уж заоблачных вещей. Ни островов, ни пароходов, ни самолетов для своих нужд я не покупал. Наверное, максимальная сумма, которую мне приходилось выкладывать за раз, — несколько десятков тысяч долларов. Из автомобилей признаю только «мерседес».

— Сами за руль садитесь?

— Крайне редко. Причин этому несколько. Соображения личной безопасности играют не последнюю роль.

— Недавно в прессе ваших дочерей назвали в числе наиболее престижных невест России. Мол, раз у папы такое состояние, то о приданом девушек можно не беспокоиться.

— Признаться, до публикации, о которой вы говорите, никогда не задумывался, что дочери могут угодить из-за меня в разряд выгодных партий. Не хотелось бы, чтобы на них смотрели именно с этой точки зрения…

— Вы связываете будущее детей с нашей страной или все-таки готовите для них запасной аэродром?

— Все мои сыновья и дочери — граждане России, но я не являюсь ура-патриотом. Человек должен иметь свободу выбора. Скажем, мои старшие дочери определились.

— Они ведь у вас учились за границей?

— Да. Германия, Америка, Англия. Закончили Кембридж: Катя — дипломированный экономист, Лиза получила классическое образование, изучала теорию искусств, философию, литературу. Что касается денег, то никакого стартового капитала я дочерям не давал, они сами зарабатывают себе на жизнь.

— А если попросят?

— Не отказываю. Но знаю, что они у меня никогда не попросят лишнего.

— Но хотя бы для приличия интересуетесь, на что нужны деньги?

— Исключено. Все просьбы, с моей точки зрения, совершенно умеренны и разумны.

— Дочери по-прежнему живут с вами под одной крышей?

— Нет, со мной на даче моя мама, жена Лена и двое младших детей

— сын и дочь. Мы с мамой практически не расстаемся с того момента, как умер отец. С Леной тоже вместе уже семь лет.

Должен сказать, что ко всем своим женщинам я всегда относился очень серьезно. Может быть, даже слишком серьезно.

— Это как?

— Сравнительно недавно я узнал, что в русском языке не было слова «любить». Его заменяли словом «жалеть». Не знаю, может, то, что я сейчас скажу, покажется неприятным или обидным кому-то из моих близких и любимых женщин, но я всегда их всех жалел. Конечно, это не значит, что жил с ними из жалости, но… вы меня понимаете?

— Ревность вам знакома?

— Безусловно!

— И вы способны на необдуманные поступки?