Искры завтрашних огней - [25]

— Пива! Светлого по кувшину каждому! А нам — по два! И рыбы жареной побольше, с редькой и кашей. И лошадей наших пусть напоят, покормят и вычистят!

— Будет исполнено, светлый пан! Сей же час пошлю за вашей трапезой. Сорок три хеллера извольте вперёд, а семьдесят за помещение — поутру. За конюшню для лошадок в день по пять хеллеров с головы — с одним сеном, без овса. С зерном — по восемь.

— Что же, почтённый, вынужден признать, расценки у тебя справедливы, хотя знавал я и подешевле. — Земан развязал шнур кошеля и принялся одну за одной выкладывать на стол монеты. — Вот тебе пока на три дня вперёд, а к Рождеству будет видно, останемся ли мы тут альбо найдём другое местечко…

— Как будет угодно светлому пану! Не соблаговолит ли пан назвать своё имя, дабы внести его в список живущих у меня? Ныне городской совет требует строгого учёта всех приезжих…

— Охотно. Хотя я и не понимаю, зачем это нужно вашим ратманам, но стыдиться своего имени мне незачем. Я — Ян Жбан из Лоуни, Это — мой сын Франциск, а это всё — мои люди. Надеюсь, перечислять каждого нужды нет?

С тем же полным достоинства поклоном содержатель постоялого двора качнул головой:

— Если светлый пан не собирается распускать своих людей для жительства в разных местах — то будет достаточно только их количества. Всё едино: за проступки слуг несут ответ хозяева, а вольный сам отвечает за себя.

— Разумно и справедливо. А скажи–ка мне, любезный: те славные люди, что сидят вон там — Жбан кивком указал на четверых воинов — они тоже чьи–то или же они отвечают за себя сами?

— О, насколько я могу судить, они вполне самостоятельны. Нынче пошла третья неделя, как они проживают у меня после возвращения из похода. Но если светлый пан надеется купить их службу, то пусть здраво оценит содержимое своего кошеля. Эти схизматы за две недели потратили уже четыре марки, да ещё полмарки уплатили за то, что выкинули отсюда, схватив за руки и за ноги, предварительно раскачавши какого–то проповедника. Не монаха, а одного из тех, кто вечно досаждает честным людям глупым вопросом 'Верите ли вы в бога, как верю в него я?'

— Ха! Поистине, славные ребята, клянусь святым Яном!! Да ещё и добряки: с подобными еретиками в моих краях поступают гораздо суровей. Счастливчиком почитает себя тот, кого не обмазали смолой и не вываляли в гнилой соломе с разваленной кровли! Передай им от меня за такое доброе дело по хорошей кружке чёрного пива! После всё вместе перечтёшь.

— Слушаю, ясный пан.

— Ну, так ступай же!

Вновь отвесив полный достоинства сдержанный поклон, хозяин заведения удалился. Спустя несколько минут исчезнувшие было за дверью подростки вернулись, нагруженные весьма приличными плетёными корзинами, подвешенными попарно как к коромыслам, к оструганным палкам. Доволокши свою ношу до наших столов, парни споро принялись извлекать пивные кувшины, неплотно заткнутые керамическими пробками. Вслед за пивом перед нами появились лукошки с обжаренными на углях рыбами и редькой. Каша была подана в глиняных же мисках, и лишь на господском столе появились обычные здесь плоские лепёшки, заменяющие тарелки, да и каша в них явно была сдобрена каким–то соусом. Ничего не поделаешь: классовое неравенство, однако…

Пиво оказалось отличным, рыба — свежей. Впрочем, на этом плюсы местной пищи и заканчивались. Как человек, отведавший за свою жизнь множество разных блюд и содержатель трактира, я был разочарован. Ни соли, ни масла в каше не ощущалось, рыба местами пережарилась, вялая редька хрустела на зубах песком, в котором её сохраняли на зиму. Но, как говорится, на халяву и уксус сладкий, да и предъявлять претензии — это значит выделяться из общей массы жующего народа. А лишняя 'засветка', учитывая моё поручение, сейчас свершено не нежна! Так что кушай, Макс, не обляпайся!

Пока мы вкушали от щедрот пражских поваров и пивоваров, распоряжение земана было исполнено и на столе у четвёрки расслабляющихся воинов появились большие глиняные кружки, как пасхальные куличи глазурью светлеющие пенными шапками. Те восприняли нежданное угощение как само собой разумеющееся и не оставили его без внимания, с аппетитом приникнув к душистому напитку. Понятное дело: дают — бери, бьют — беги. Хотя такие орясины чтоб побежали? Эт вряд ли. Такие сами кого хочешь прибьют, при отсутствии у противника численного преимущества.

Спустя минут сорок покончили с обедом. А куда спешить? Ритм жизни в Средневековье несравним с привычным мне: ни тебе машин, ни тебе скоростного интернета, ни поездов–самолётов… Да что там: и часов нормальных за всё то время, пока я тут обретаюсь, встречать не довелось ни разу! Песочные в наличии — только не из стекла, а в виде кожаной воронки, установленной над чашей, куда сыплется песок — водяные клепсидры тоже имеют место быть, солнечные на городских площадях также изредка попадаются. А вот механические отсутствуют как класс.

Исподволь наблюдая за происходящим в зале, я заметил, как Жбан что–то негромко сказал подростку–прислужнику, сунув ему монетку. Парнишка живой ногой метнулся к столику с оттягивающимися воинами и, почтительно склонившись к уху украшенного серебряной цепурой во всю грудь предводителя, что–то ему зашептал. Ну что ж, пан земан, похоже, решил взяться за дело собирания кадров для будущего отряда копейщиков не теряя даром времени. Ну, а мне предстоит заняться исполнением поручения уже поутру. Всё равно сейчас на пражских улицах не встретишь никого, кроме ночных патрулей да ворья. Разве что какой–нибудь священник торопится, сбивая носки обуви о камни, чтобы соборовать умирающего, да повивальная бабка спешит к роженице. А мы — люди простые. А простым людям с дороги и вздремнуть не грех минуточек пятьсот–шестьсот: пусть вояки сами промеж собой договариваются.