Искры гнева - [31]

Шрифт
Интервал

— Так я сейчас, сейчас угощу медовой…

— Будьте наготове, — предупредил Гордей, когда Васелина вышла в смежную комнату. — Затевается что-то недоброе. Когда ехал сюда, то около корчмы видел Саливона с несколькими вооружёнными верховыми. Так что будьте наготове. Лошадей наших нужно спрятать где-то поблизости.

— Пистоли, ружья — в кладовой, а ножи — в хате, — сказал Савка. — Копи пасутся на лугу, в низине. За вербами их там почти не видать.

Васелина внесла ещё бутыль с вином и тарелки с холодцом, потом — несколько больших рябых арбузов и желтоватых дынь. Но не успела она всё это поставить на стол, как с улицы донеслось угрожающее, требовательное:

— Открывай!.

Затем послышались громкие удары.

— Ну, вот и начинается заваруха, — проговорил Гордей, вставая из-за стола. Он осмотрел пистоли, засунул их по бокам за пояс, накинул на плечи бурку, сдвинул шапку набекрень и направился к выходу. Следом за ним вышли Данило и Савка.

Васелина, держа ложки в руках, стояла побледневшая, ошеломлённая. Потом она бросила ложки на стол и схватила пистоль. В памяти её вдруг пронеслось, как давным-давно, ещё в молодые годы, она и Кузьма, её муж, вместе с соседями отбивались от татар, которые неожиданно заскочили в их село за поживой. "Но то были басурманы, а это ж свои люди… Нет, здесь, наверное, какое-то недоразумение…" — начала успокаивать себя Васелина. Она положила оружие на лавку и выбежала из хаты.

С десяток всадников гарцевали на улице, а несколько человек пеших пытались открыть замкнутые ворота.

— Нажимай сильнее!

— Поддень рычагом!

— Все разом!.. — слышалось подбадривающее, наглое.

Но открыть ворота было не так легко. Окованные железом доски не поддавались ударам брёвен и даже топоров. Тогда нападающие начали ломать ограду. И вскоре, перепрыгивая через поваленный забор, верховые и пешие ворались во двор.

— Берите их, вяжите! — орал вне себя Кислий. — Забирайте скорее возы! — подгонял он наймитов, которые вели ко двору несколько пар волов.

— Стой, чего вопишь?! — крикнул грозно Головатый.

Кислий направил коня на Гордея, выхватил пистоль. Но Головатый выстрелил вверх около самой морды коня, и тот шарахнулся в сторону, стал на дыбы. Саливон качнулся, взмахнул растопыренными руками и свалился на землю. Конь обежал двор и умчался куда-то на луг.

В этот момент появился Михаил Гулый и решительно кинулся на Гордея с ятаганом.

— Стасьо?! — вскрикнул удивлённо и в то же время будто радостно Головатый. — Давай! Подступай!..

Их ятаганы скрестились, зазвенели. Все, кто был во дворе, застыли, наблюдая молча этот поединок. Только Саливон, уже поднявшись с земли, выкрикивал в исступлении:

— Руби его! Руби другую руку! Руби его, негодяя!..

Лёгкий, ловкий Михаил, нападая, словно мотылёк кружил вокруг, казалось, неповоротливого, мешковатого в своих движениях Гордея. Но вскоре он начал сдавать — наскоки его замедлились, мелькание ятагана стало угасать. Гордей, будто избегая боя, отступал — шаг… ещё… ещё… И вдруг, пригнувшись, он мгновенно прыгнул в сторону, затем подался вперёд и вонзил в грудь Михаила свой ятаган.

— Проклятый! — в бешеной злобе заорал Кислий и выстрелил из пистоля. Он целился в Гордея, но Головатого в это время загородил Данило. Схватившись за грудь, кузнец упал мёртвым на землю.

— Отец! — вскрикнул Савка. Он подхватил на руки безжизненное тело Данилы, отнёс его под навес сарая и положил на траву под вишней. Когда Сапка выпрямился, то услышал подряд несколько выстрелов. Ему показалось, что пули просвистели у него над самой головой.

— Сынок!.. — раздался тревожный голос матери, и в то же мгновение она стала впереди, заслонив Савку собой. Грянули ещё выстрелы. Васелина вдруг покачнулась и начала падать.

— Сынок… сыно-чек… — прошептала она еле слышно и затихла.

Савка склонился над матерью, у него перехватило дыхание, глаза залили слёзы.

— В оборону!.. Ружья!.. Пистоли!.. — загремел рядом голос Головатого. — В оборону!..

Они залегли под возом, за кучей угля. В таком укрытии, им было сравнительно безопасно и удобно отбиваться. Вражеские пули, застревали в угле. А сверху от камней, которые бросали саливоновцы, их защищали поперечные брусья воза.

— Целься в Кислия! — приказал Гордей, подавая Савке ружьё. — Прежде всего нужно сразить его!

Четыре ружья и столько же пистолей давал и возможность довольно часто отстреливаться, не подпускать близко нападающих. Вскоре один из них припал мёртвым к земле. А другие начали поспешно отползать. Куда-то исчезли и наймиты, которые должны были забрать со двора возы.

Вдруг Кислий схватился за правый бок и как ошпаренный тут же выскочил на улицу. Вслед за ним побежали и остальные. Головатый вышел из засады и послал вдогонку нападающим ещё один заряд. Но те были уже далеко, и его пуля не достигла цели.


Улица опустела.

Солнце повисло над горизонтом. Наступал вечер. Напуганные выстрелами, криками, ржанием лошадей, каменчане сидели в хатах. Пока ещё никто из них ничего не знал о трагедии, случившейся во дворе Забары.

Упав на колени в головах двух мёртвых, которые лежали рядом, Савка застыл в немой глубокой печали, словно окаменевший — ни мыслей, ни желаний. Кажется, и сердце остановилось, леденеет от нестерпимой боли. И всё вокруг тоже онемело в печали — нигде ни звука, даже не шелохнётся покрытая багрянцем осени листва, поникла ржавая, седая трава.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.