Искажение - [20]
Кухня была маленькой, Горчинский предположил, что квартира находится в «хрущевке» на окраине Москвы, где такие дома еще могли сохраниться. Человек, сидящий на стуле за столом в застиранных спортивных штанах, выцветшей до розового когда-то красной футболке и тапочках, занимал почти все пространство кухни. Он в чем-то ковырялся кухонным ножом для овощей. Горчинский не мог разглядеть, что именно лежит перед ним на разделочной доске, и подумал, что было бы неплохо переключиться на вид сверху. Тут же появилась картинка сверху. На разделочной доске лежала сгнившая голова Ваксы-мусорщика. Человек аккуратно счищал с черепа ножом трупную гниль. Горчинский подумал, что хочет увидеть лицо этого человека. Вид поменялся. На Горчинского взглянул черными без зрачков глазами и улыбнулся безгубым ртом преследовавший его в последнее время незнакомец. «Он меня преследует или это я преследую его?» – спросил сам себя Горчинский. Незнакомец открыл огромный черный рот без зубов, без губ, без языка, и Горчинский услышал: «Никто никого не преследует». Рот не шевелился, произнося эти слова. Незнакомец продолжал ковыряться в голове Ваксы-мусорщика, смотрел на Горчинского или, как показалось, в Горчинского и не закрывал теперь рта.
– Кто ты? – спросил Горчинский.
– А ты кто? – спросил в ответ незнакомец.
Слова не звучали, слова шелестели, словно листья на ветру, и этот ветер шумел из черного рта; Горчинский чувствовал его на своем лице.
– Я смотрю на тебя.
– Ты смотришь в себя. Это я смотрю на тебя. Я безумие.
– То есть имени у тебя нет, – Горчинский усмехнулся.
– Ни у чего нет имени, ни у смерти, ни у жизни, ни у любви, ни у ненависти. У всего этого есть последствия, образы, цвета и смыслы. Я безумие.
– Я сошел с ума?
– Я не твое безумие. Я в принципе – безумие. Твое безумие тоже взросло, за это не переживай. Ты колосок, созревший сочный колосок на плодородной земле. Идет последняя жатва, и этот год урожайный, не находишь?
Он встал из-за стола, взял с разделочной доски голову Ваксы-мусорщика и пошел в комнату. Горчинский последовал за ним.
Комната была абсолютно пуста, если не считать многочисленных полок по стенам, на которых стояли многочисленные сгнившие головы.
– Можешь звать меня Лик. Такой у безумия лик. – Он поставил голову Ваксы-мусорщика на полку рядом с двумя другими головами, показавшимися Горчинскому знакомыми.
Горчинский вгляделся и узнал старуху и Катю Коржикову.
– Вот они, три колоска из пяти последних. Еще два – и жатва будет закончена, – Лик погладил голову Ваксы-мусорщика и вытер ладонь, испачканную разложившимся мясом, об штаны.
– Ты говоришь, последние колоски, сколько остальных? – спросил Горчинский.
– Бессчетное множество, – ответил Лик и пошел на кухню.
Он снова сел за стол, взял нож в руку и продолжил:
– Малое безумие, годами копившееся в мире, не стало нормой, пока не стало считаться безумием. Оно породило большое безумие, большое безумие копилось, пока не перестало пугать и шокировать. Оно перестало своим существованием вызывать даже удивление, чудесным образом преобразилось, стало новостью, новостным сюжетом не самой первоочередной важности. Большое безумие породило монструозное безумие, и вот теперь уже оно становится обыденным. Творится ад, но люди видят только отблески пламени этого ада и даже тут находят повод веселиться. Любовник расчленил любовницу и съел ее внутренности – ах, какие страсти, говорят люди, наверно, он сильно ее любил. Вот наш знакомый Вакса-мусорщик, так восхищавшийся гаммами и палитрами… что скажут, если узнают о его увлечениях? Скажут – ах, наверно, у него было трудное детство, насилие в семье и безысходность. И вот монструозное безумие, еще два колоска – и станет безумием тотальным. Не будет новостных сюжетов, некому будет говорить – ах, наверно, все это потому… Обретет чудовище голову, глаза и шагнет, и пройдется по всем семи холмам безумного города, а дальше отправится в странствие по миру. Превратится тотальное человеческое безумие в ничто, потому что больше некому будет считать происходящее безумием. Смерть, разложение, мрак души человеческой, тьма сознания породят новый мир. О! Это будет чудесный мир, мой друг. Наконец-то человек будет счастлив, потому что сможет творить все, что захочет, и не будет над ним законов ни человеческих, ни божьих, ведь и бог стал безумен из-за того, что тысячелетиями пытался справиться с безумием.
Лик медленно провел ножом себе по горлу. Горчинский ожидал, что хлынет кровь, но порез был чистым, будто на трупе, из которого выкачали всю кровь. Лик резал дальше, медленно, с наслаждением, пока нож не коснулся шейных позвонков. Так же медленно и аккуратно он провел ножом вокруг шеи, вокруг позвонков. Лик положил нож обратно на разделочную доску и руками повернул голову. Горчинский услышал хруст. Лик продолжал крутить голову руками из стороны в сторону, будто наслаждаясь ощущением, до тех пор, пока голова не отделилась от тела. Лик положил голову на разделочную доску.
– Теперь у чудовища есть голова, – сказал рот на отрезанной голове. – Ему осталось заиметь глаза и открыть их. Вот его глаза, – безголовый труп показал пальцем на Горчинского.
Не бывает технологий, способных вернуть молодость. Не бывает чудо-лекарств, способных вылечить любую болезнь. Или бывают? Зря мы, что ли, строили будущее? В этом мире наконец-то можно позвонить на ключи, записи с видеокамер помогают распознавать потенциальных преступников, а бахилы не надевают, а напыляют. Мы нашли ответы почти на все вопросы – кроме парочки. Как понять, что перед тобой: прорывная технология или шарлатанство? И что именно делать, когда эту «прорывную технологию» за бешеные деньги продаст твоим стареющим родителям безымянный коммивояжёр? Это же не может быть правдой – чудо-лекарств ведь не существует. Верно?
Герой рассказа семидесятилетний старичок, страдающий от возрастных болезней, неожиданно оказывается задержанным полицией. Обвинение, которое ему предъявляют, крайне тяжёлое: за последние четыре месяца он похитил и изнасиловал сто восемнадцать двенадцатилетних девочек. Неясно, как в такой ситуации защищать себя.
Представим. Подписан указ о свободном хранении и ношении огнестрельного оружия. Что произойдет потом, через день, месяц, год? Как изменится столь привычный для нас мир, когда у каждого встречного с собой может оказаться весомый крупнокалиберный аргумент? Станем ли мы обществом запуганных невротиков, что боятся сказать друг другу лишнее слово, или – наоборот – превратимся в страну без преступлений, с вежливыми и предупредительными гражданами? Издательство «Пятый Рим» представляет новый сборник остросюжетной социальной фантастики сообщества «Литературные проекты Сергея Чекмаева».
Внецикловые повесть и роман. Содержание: На чужом поле Уснувший принц.
Есть мандарины, работать при утреннем свете и… ампутировать фалангу указательного пальца на правой руке. Какие рекомендации услышишь ты от машины счастья? Перл работает на огромную корпорацию. По запатентованной схеме она делает всех желающих счастливее. Советы механизма бывают абсурдными. Но Перл нравится работа, да и клиенты остаются довольны. Кроме ее собственного сына – подростка Ретта. Говорят, что «счастье – это Apricity».
Всем людям на земле одинаково светит солнце, и все они одинаково стремятся к счастью. Вот только понимает его каждый по-своему, и часто то, чем вдохновлен один, вызывает лишь недоумение другого. Счастье увлеченного своим делом ученого-ядерщика из повести «Иов XX века» едва ли будет понятно героям «НеуДачного детектива», а трагическую радость прощения в рассказе «Белый пион» не то что разделить, но и вынести дано не каждому. В новом цикле повестей и рассказов Марии Авериной перед глазами читателя предстает целая галерея наших современников, и каждый из них по-своему обретает то «солнце», которого так долго «очень хотелось…». Мария Аверина родилась в 1985 году.