Искатели приключений: откровения истории - [98]

Мария-Антуанетта оценивала этого маленького человека тридцати шести лет, с живыми глазами и волевым лицом, несколько испорченным оспой, с хорошо ухоженными длинными белокурыми волосами. Она, казалось, ничего не поняла. И вот, когда Мишони, попрощавшись, направился к двери, Ружевиль быстро приблизился к королеве и прошептал очень тихо:

– Поднимите цветок, мадам, в нем мой самый главный обет. Я приду в пятницу, – потом добавил еще тише:

– Когда мы будем уходить, произнесите как-нибудь ваш ответ…

Мария-Антуанетта перевела взгляд на цветок, казавшийся светлым пятном на сером каменном полу. Тут вошел жандарм Жильбер, и визитеры покинули ее.

С бьющимся сердцем королева подняла цветок, вынула из сердцевины свернутый в трубочку листочек тонкой бумаги и, подойдя к пятну света, падавшему из окна, прочла следующее:

– Я никогда вас не забывал, – писал шевалье, – и все это время искал случая избавить вас. Если вам нужны три-четыре сотни луидоров для тех, кто вас окружает, я принесу их в следующую пятницу…

Сердце несчастной женщины, казалось, рвалось из груди. Смысл послания совершенно прозрачен. В пятницу Ружевиль принесет золото, которое обеспечит молчание охраны, и оно же, видимо, пропустило его сюда. Впервые после смерти короля во мраке, окружавшем королеву, забрезжил свет, но одна мысль холодом проникла в ее сердце.

Вспомнив, как теперь представили шевалье, она подошла к двери и позвала Жильбера:

– Простите меня, но я забыла попросить господина администратора об одной вещи, которую он мне обещал и которая необходима мне по болезни…

– Хорошо! – отвечал жандарм, – я посмотрю, здесь ли он еще…

Он не успел уйти далеко. Он прошел к женским камерам и обсуждал проблему крыши, которая сильно протекала. Когда Жильбер доложил ему о желании королевы, Мишони изобразил крайнее недовольство.

– Еще! О мой Бог! Как эта женщина надоедлива! Я же ей сказал, чтобы она не предъявляла мне больше никаких претензий. Но вот не прошло и четверти часа…

Внезапно Ружевиль прервал его:

– Если тебе это так неприятно, гражданин, я заменю тебя. Это будет частью моей работы…

Физиономия Мишони осветилась видимой радостью.

– Это… прекрасная идея! Иди, гражданин Гуз, и удачи…

Как на крыльях, полетел Ружевиль к королеве, оставив Мишони и его протекающую крышу.

Мария-Антуанетта смотрела на посетителя с пугающим восхищением.

– Ваша записка потрясла меня, шевалье.

– Не заботьтесь обо мне. У меня есть деньги, достаточно денег для гражданина администратора, их вполне хватит даже для того, чтобы вытащить вас отсюда.

– Меня беспокоит не опасность, грозящая моей жизни. Мои дети – вот предмет моих самых страшных мук.

– Ваше мужество сломлено?

– Если я больна и сломлена, это не значит, что мое сердце смирилось.

– Мужайтесь, мы вам поможем. Я вернусь послезавтра, в пятницу, и вы получите деньги, необходимые для ваших стражей…

Короткий разговор был прерван. Одна из двух женщин, прислуживавших королеве, Арель, жена полицейского, вошла, неся в руках кувшин воды. Королева красноречивым взглядом объяснила шевалье, что женщина ненадежна. Он возвысил голос:

– Все ясно, гражданка, я передам ваши заявления шефу.

После чего, не прощаясь, повернулся на каблуках, собираясь выйти. Арель оказалась у него за спиной. Это была маленькая смуглая брюнетка с бегающими глазками. Она настороженно вглядывалась в Ружевиля, затем, улыбнувшись, произнесла:

– Гражданин Мишони ждет тебя, гражданин, он там, в коридоре, с унтер-офицером Дюфреном.

Ружевиль изобразил пленительную улыбку, которая должна была тронуть женщину.

На следующий вечер Ружевиль приехал в один дом в деревеньке Вожирар, куда он был приглашен на ужин. Этот дом, прекрасная загородная резиденция, принадлежал молодой вдове Софи Дютийель, которая была в то время официальной любовницей шевалье. Это была очаровательная юная дама двадцати двух лет, живая и веселая, чей шарм на время привлек Ружевиля. И хотя его сердцем полностью владела королева, он оставался при том большим любителем симпатичных мордашек и легких юбок. А Софи, с ее изящным шармом, изысканностью и прекрасным вкусом была что называется для конспирации. Она никогда не задавала вопросов, зато всегда могла поднять настроение. И потому именно у нее он и расположил центр по подготовке побега.

Она и Ружевиль обсуждали, понизив голос, его дела, сидя в маленьком салоне, когда прибыл Мишони и с озабоченным видом сообщил:

– Я еду оттуда. Кое-что произошло! Двое других тут же вскочили на ноги.

– Что случилось? – спросил Ружевиль, бледнея.

– Ничего серьезного. Не волнуйтесь. Но могло бы быть очень плохо, если бы нам не повезло. Представляете, сегодня утром мадам Ришар, жена консьержа (она добровольно вызвалась носить еду королеве) просто так, шутки ради, решила порыться в карманах жандарма Жильбера, чтобы узнать, нет ли у него писем от любовницы. Мне совершенно все равно, есть ли у него любовница, но она принесла мне бумагу, показавшуюся ей подозрительной.

– Эта бумага у тебя?

– Да, вот она…

Мишони достал из кармана маленький листочек тонкой бумаги, который Ружевиль тут же узнал. Это был кусочек того послания, которое он передал королеве, спрятав в сердцевину цветка. Схватив его, он увидел, что бумага вся исколота иголкой, и тут же вспомнил, что у королевы не было никаких письменных принадлежностей. Ружевиль поднес листок к свету.