Искатель, 2019 № 02 - [18]

Александр Федорович сразу после покушения находился без сознания. Врачи, обследовавшие его, обнаружили у него опасное ранение в шею пол челюстью, кровь попала в легкое. Вторая пуля угодила ему в руку, а третья — в женщину, разговаривавшую с Керенским в минуту, когда прозвучали выстрелы.

Быстро установили, что неизвестная является бывшей анархисткой Фанни Каплан, до революции причастной к покушению на киевского генерал-губернатора. За свое преступление получила срок и в Сибири присоединилась к эсерам. По собственному признанию, Каплан симпатизировала режиму Комуча и лидеру эсеров Чернову, а Керенского решила убить в качестве мести:

«Я застрелила Керенского, потому что считаю его предателем. Из-за того что он долго живет, наступление социализма откладывается на десятилетия».

Игнатьев приложил громадные усилия, чтобы ни в одной из газет не появилось даже маленькой заметки о покушении. Когда победа над Германией так близка, населению незачем знать о такого рода инцидентах.

Карьера полковника пошла в гору, влияние на выздоравливающего Верховного Правителя стало настолько велико, что все распоряжения Игнатьева приказано было выполнять беспрекословно и без обсуждений.

К двадцать второму году Керенский удалился в Царское Село и оттуда правил Россией. Теперь никто не мог сказать, что он подражает Николаю 11, после победы над Германией создавшему партию, насчитывавшую немало членов и сочувствующих.

Николай Александрович Романов был первым претендентом на недавно освободившееся кресло Председателя Правительства. Керенский оставался Верховным Правителем, имеющим право отменять принятые правительством и Учредительным собранием законы, как человек, под руководством которого была завершена самая кровопролитная война в мире.

В начале года приказом Военного Министра Николай Константинович получил чин генерала от инфантерии. На прием к нему стало не попасть. Власть портит, а неограниченная — тем более. Если раньше Игнатьев приглашал к себе начальников департаментов, высоких милицейских чинов, то теперь стал общаться с ними посредством письменных указаний, и через преграду в виде адъютанта пробиться было невозможно. К тому же здоровье Керенского начало ухудшаться, он не мог подняться с кресла и часами предавался одному ему ведомым мечтаниям или размышлениям. Зато Николай Константинович начал подумывать о том, как ему удержаться у власти, ведь с внезапной кончиной Верховного Правителя может оборваться его столь удачно начавшаяся после затишья Февральской революции карьера. Придет новая метла, отодвинет в сторону старые кадры и на их место поставит своих.

Вокруг Игнатьева сформировался кружок единомышленников. Демократия демократией, а власть должна находиться в твердых и жестких руках. Хотел генерал от инфантерии поставить начальника Петроградского уголовного розыска Аркадия Аркадьевича Кирпичникова заведовать Всероссийским департаментом, но тот отказался, сославшись на то, что, пока преступность не искоренена, дел хватает в столице.

Между тем здоровье Керенского не улучшалось…

Трещина в отношениях между генералом Игнатьевым и начальником уголовного розыска Кирпичниковым начала появляться летом двадцатого года. Тогда Всероссийская чрезвычайная комиссия напала на след подпольной организации, в которую входили в основном представители научной и творческой интеллигенции. Возглавлял этот безобидный кружок сын известного русского юриста Николая Степановича Таганцева — Владимир.

В один из июньских дней Николай Константинович настоял на присутствии Аркадия Аркадьевича при обыске в квартире бывшего члена Государственного Совета, почетного председателя Русской группы криминалистов Таганцева. Это было четыре часа позора, когда Кирпичников не знал, куда себя девать от удивленного взгляда Николая Степановича, вопрошающего: «А при чем здесь, милостивый государь, сыскная полиция?»

Это была очередная попытка заставить уголовный розыск заниматься не только преступниками, но и заговорщиками и политическими противниками. От дальнейшего ведения дела «преступной организации» Владимира Таганцева Аркадий Аркадьевич категорически отказался. Генерал хотя и был незлопамятным, но, однако, обиду на начальника уголовного розыска затаил — все-таки признавал профессионализм Кирпичникова. Заменить в двадцатом году, да и в двадцать первом было некем.

Потом стало не до начальника столичного сыска…

Звонок раздался в двенадцатом часу, когда солнце заглянуло в окно и пришлось закрыть шторы. Аркадий Аркадьевич писал очередной отчет в Департамент милиции. Взволнованный голос с иностранным акцентом (Кирпичников так и не смог уловить каким) чуть ли не кричал в трубку. Начальник уголовного розыска поморщился.

— Меня грабят. Что делает ваша полиция…

— Милиция, — поправил кричащего Аркадий Аркадьевич.

— Какая разница? — чуть ли не плакал звонивший. — Полиция, милиция, меня от названия грабить не перестанут, тем более я — английский подданный.

— Господин… — Кирпичников сделал паузу.

— Бабар, — дополнил потерпевший.

— Господин Бабар, теперь успокойтесь, вдохните глубоко несколько раз…

— Какое, к черту, спокойствие? Мой магазин грабят какие-то люди, они меня разорят. Приезжайте скорее, иначе…