Искатель, 2018 № 09 - [43]
Ванька тряхнул тяжелеющей от наваливающегося на него сна головой и нашел-таки приятный момент в предстоящем ему в Зерентуе каторжном житье-бытье: он избавился от занудного татарина, с которым сковывали его на этапах, забыть об его Аллахе и Махмете — и то хлеб. А как осмотрится здесь, можно будет собрать москвичей (ведь не забыли ж его на Москве!), сколотить шайку, а там, глядишь, и всплывут неведомые пока возможности…
Каторжная жизнь приучила Ваньку спать, что твоя дворовая собака: вроде и дрыхнет такой Полкан, а ушами пошевеливает — стало быть, опасные движения рядом не упустит… А на сей раз сплоховал Ванька: только встрепенулся и потянулся за корабельным гвоздем, еще на верфях заточенным, как руки его прижаты оказались к нарам, а на ногах утвердился чей-то костлявый зад.
— Чего вам, ребята? — осведомился тихо Ванька, прикидывая и сам, чего им от него может быть нужно.
— Ты, что ли, Ванька Каин? — раздался шепот справа.
— Спозаранку был Иваном, а вам желательно меня в Марью обратить? — привычно забалагурил Ванька, уже и сам понимая, что говорит не то.
— Как есть он, Каин, а с виду я его не признал, — проговорил державший его левую руку голосом Гнуса. — Поплохел и сгорбился. Теперь верю, что он. Молись, Иуда.
— Брось, Степка. Давай лучше снова шайку соберем. Махнем к китайцам, погуляем, а?
— Сыщики на Нерчинской каторге долго не живут, а Иуды и Каины — тем паче. Ты знаешь ли, сколько здесь дерут за шкалик водки? И что Камчатку раздавило породой на руднике?
Ванька почувствовал, что давление на его левую руку ослабло, вырвал ее и метнулся за заточкой. Тут же острая боль рассекла ему грудь. А когда боль исчезла, а чернота вокруг сделалась еще и немою, из пробитого ножом сердца выскользнула, точно воздух из легких утонувшего, прозрачная и незримая, тончайшей эфирной субстанции, Ванькина душа. Мгновенно воспарила она над смрадной каторжной тюрьмой, над ранами, нанесенными вокруг нее матери-сырой-земле, пронеслась над черным зеркалом Байкала, и хотя направиться ей надлежало к бриллиантами сверкающему престолу Бога-Судии, огненные моря и темные бездны космоса не прельщали ее. Ведь душа эта сохранила норов своего хозяина, остывающего теперь на острожных нарах, и потому она повернула к Москве. Белой птицей пролетела над сумеречными калмыцкими степями, скользнула над красавцем Нижним Новгородом, залитым тихим августовским закатом. А родная душе Москва маялась еще в послеобеденной сонной одури, и через прозрачные для нее крыши домов увидела Ванькина душа, как полная барынька, бывшая когда-то крепостной девкой Дуняшей, сурьмит брови у зеркала, собираясь на прогулку по Петровке: лети выросли, пьяница-муж опять в походе — почему бы бабе и не потешить себя… Непутевая Ксюшка Будаева обнаружилась в кровати рядом с окончательно теперь облысевшим Колькой Будаевым, видать, ее простившим. Ариша оказалась в Крестовоздвиженской церкви, той самой, где некогда столь скандально венчалась, и то, что она, в черном платье, молится за мужа, не зная, жив он или мертв, оставило его душу совершенно равнодушной.
Ведь не только норов своего хозяина сохранила его душа, но и отношение к жизни и к людям. Это еще большой вопрос, выросли бы малый Ванька добрым и честным человеком, если бы не разглагольствования атеистов подслушивал, а богословские споры искренне верующих и добродетельных христиан. И стал ли бы он лучшим, если бы, как на грех, не пьяные и беспутные попы встречались на его пути, а настоящие священники, как святой Димитрий Ростовский, например. Мышление Ваньки-урода определено было заранее и беспутными родителями, а еще больше его собственным, неведомо как воспитанным, опасным, как заточенный гвоздь, неверием в добро, в человечность. Вот и оказался его от природы острый разум на зло всегда направленным. Бессильной стала теперь его злобная душа, но ум и сметку своего хозяина сберегла.
Именно поэтому принялась она незримой белой птицей кружить над чуланом в каменных палатах господ Эйхлеров, где постаревший и нарастивший себе круглый животик Матюшка Комаров раз за разом пересчитывал деньги, которыми назавтра должен был выкупить себя из крепостной неволи. Не деньги эти интересовали бескорыстную теперь поневоле душу, а заголовок книжки, верхней в стопке на полу. Вот, поди ж ты! «Обстоятельное и верное описание добрых и злых дел российского мошенника, вора и разбойника и бывшего московского сыщика Ваньки Каина, всей его жизни и странных похождений». Душа намеренье имела податься теперь на север и, над Ледовитым океаном и мерзлыми берегами его пролетев, повернуть к Камчатке и там нырнуть в раскаленное жерло Ключевской сопки, чтобы либо сгореть в адском жару, либо очиститься пламенным крещением от последних своих грехов. Вместо этого она вздохнула, махнула белым крылом, воровато оглянулась, сложила крылья, пронизала стопку книг — и навсегда поселилась в волшебном пространстве промежду черных букв и белых страниц. И тех, что сейчас пред тобою, читатель.
Анатолий КОРОЛЕВ
ПОБЕГ ИЗ «ЛЮБАВЫ»
Трехэтажное здание красного кирпича с высокими полукруглыми башнями с четырех сторон. У центрального входа на мраморной доске гравировка золотыми буквами: «Психиатрическая клиника «Любава». По своей архитектуре здание напоминает старинный замок. Вокруг него высокий наружный забор из такого же красного кирпича, с массивными металлическими воротами. Вверху забор заканчивается острыми железными пиками. Внутри второй забор, из колючей проволоки. По всему периметру видеокамеры и бдительная вооруженная охрана с автоматами. И мышь не проскочит. На то и особый режим. Со всех сторон этот примечательный объект обступают вековые сосны и пихты, источающие целебный хвойный аромат, полезный для здоровья пациентов клиники. От ворот между соснами и пихтами неширокая просека. По ней приезжают в «Любаву» крытые грузовые машины с красными крестами, иногда и без крестов. Реже посещают клинику легковые автомобили. Особое, нервное событие, можно сказать переполох среди медперсонала, когда сюда пожалует на частном вертолете сам Хозяин «Любавы». Вертолет садится на плоскую крышу клиники между башнями, и Хозяин по узкой, скрытой от посторонних глаз винтовой лестнице спускается в отдельное крыло медперсонала. В этом случае администрация клиники буквально встает на уши, и несчастным пациентам за малую провинность достается по полной программе.
