Искатель, 2009 № 02 - [8]

Мы подошли к павильону и начали подниматься по ступенькам в его блаженную тень.

— И каждый раз ты испытываешь удовольствие?

Я вновь замялся:

— Зависит от возраста… Молодой — да. Потом… Только пустоту.

— Привычная работа профессионального палача.

Мне было трудно ответить, но я заставил себя разжать губы: — Да.

— Ты хоть чувствуешь справедливость своих действий? — Андрахий пристально посмотрел мне в глаза.

Я слегка передернул плечом:

— Конечно.

— Это самое главное, — будто успокаивая, произнес он, но взгляд его еще секунду оставался настороженным, словно он сомневался, достаточно ли я правдив даже с самим собой.

Мы опустились на прохладную мраморную скамью, и, скользя взглядом по дюнам, я продолжил:

— То же самое преследует меня по ночам. Только ночью добавляется еще одна картина. Огромное темное помещение, и с грохотом из темноты в темноту движется множество лент из толстой материи, а на них разложены… части тех, кого я казнил: почки, глаза, сердца, печени, мышцы, кости, селезенки… Они текут куда-то нескончаемым потоком, а оттуда выходят новые безликие люди, будто бы собранные из этих частей. — Я на секунду замолчал, подбирая слова. — В отличие от дневных видений это отнюдь не отличается ощущением реальности — наоборот, я понимаю, что это аллегория, но сути ее постичь не могу. Слушай, может, на меня кто заклятье наложил? — я с надеждой посмотрел на Андрахия Кинтариуса.

Он повернул ко мне лицо, потемневшее от солнца и времени, лишь глаза все оставались молодыми и пронзительными; казалось, взгляд их проник сквозь мои зрачки прямо в мозг, быстро пробежался по извилинам и надежно пленил мысли.

— Ты сам отлично знаешь, что незаметно внести чужеродную магию в Кэта невозможно. Вспомни, какая суматоха поднялась, когда это случилось с Тотто. А ведь на нем лежало даже не проклятие, а какая-то мелкая приворожка.

Его глаза отпустили меня — старик перевел взгляд на павшую колоннаду:

— Скорее всего, это память. Память о твоей прошлой жизни в каком-то ином мире… Только вот что пробудило ее?.. Впрочем, в последнее время что-то изменилось во Вселенной. Вам, молодым, занятым повседневной суматохой, может быть это и не заметно, а вот мне некуда деться от мыслей и наблюдений. У меня появилось такое ощущение, что Время, отвлекшееся было на какие-то другие дела, вдруг вспомнило о Кэта. Колоннада разрушается… а я утром обнаружил пару новых морщин, — он вновь с улыбкой обернулся ко мне. — Ты можешь подумать, что в этом нет ничего необычного в семьдесят-то лет…

— В семьдесят?! Я не дал бы вам больше шестидесяти пяти.

Андрахий с грустной улыбкой покачал головой:

— Семьдесят. Но новых морщин не появлялось уже лет семь-восемь. Я даже привык было считать, что, сам не зная того, вкусил от древа жизни.

Он снова отвернулся. Тогда заговорил я:

— Кое-что я все же видел. Ты знаешь мой замок — он построен на века, если не на тысячелетия. Сроду проблем с ним не было. А тут, дней четыре-пять назад, на стене в спальне, у самого потолка, появилась трещина. Позавчера — еще одна, а вчера я заметил целую паутину трещин между ними. — Я криво усмехнулся. — Все бы ничего, да мне видятся в паутине слова. Это и заставило меня подумать о магии, хотя, вероятнее всего, виноват мой зациклившийся рассудок… В общем, я хотел бы, чтобы ты посмотрел на эти трещины.

— Что они собой представляют? — Он продолжал смотреть вдаль, будто ожидал оттуда появления чего-то неприятно неизбежного.

— Две строки, одна под другой, словно готическим шрифтом:

«Мне не до сна — палач придет на рассвете,

И звук шагов за дверью бьет, словно нож».

— Действительно, звучит как отголосок твоего бреда.

— Так ты пойдешь?

— Если ты позволишь, не сегодня. — Все так же глядя в пески, старик поднялся на ноги. — Что-то я сегодня перегрелся на солнце, мутит.

— Ладно, пошли по домам, — я тоже поднялся.

Мы спустились по ступеням из тени вновь под палящее солнце и медленно побрели к каменной дороге. Здесь, прежде чем мы расстались, Андрахий вдруг сказал:

— Сегодня утром я впервые в жизни почувствовал страх смерти. Я понял, что она может прийти за мной, и испугался. Но не небытия, а того, что не успею чего-то доделать… Два дня назад я раскопал в своей библиотеке древний фолиант, оставшийся еще от моего деда. Мне очень хочется узнать, какой там конец, но я всегда читаю последовательно. Боюсь не успеть.

Не прощаясь, он пошел в свою сторону. Немного поглядев ему вслед, я пошел в свою.

Спустя сорок минут я стоял на горной площадке у разинутой пасти ворот моего замка. Погруженный в раздумья о разговоре, я не заметил, как пустыня постепенно перешла в горные отроги, местность начала повышаться и в конце ком — цов пятьсот высеченных в скале ступеней привели меня сюда, на площадку, продуваемую горными ветрами, перед подъемным мостом, который в вертикальном положении служит мне створкой ворот. Здесь я пришел в себя и, непроизвольно улыбнувшись, огляделся. С этой площадки открывался божественный вид. Передо мной лежал весь Кэта. Дикое нагромождение горных пиков востока, где я стою; желтые холмы вечности — пустыня — на юге, откуда я пришел; непроходимые дебри лесов запада — зеленое неровное море, колышущееся до горизонта, где багровым шаром тонет солнце; и серые гребешки волн на лазурной глади океана — с севера. А посреди этого, будто в зеленых ладонях, в степной лощине стоял сам Кэта-город. Несколько улочек и невысокие, не больше пяти этажей, дома с остроконечными крышами, украшенные резьбой и барельефами, каждый отличен от другого; три тысячи жителей — маленький островок спокойствия и мира в бушующей Вселенной. Стражи Границы — одинокие суровые люди в широкополых шляпах, с револьверами на бедрах — постоянно курсируют где-то у пределов Кэта-страны и не впускают в ее пределы орды варваров. Стихийных бедствий и болезней давно уже не ведали здесь. Несколько магазинчиков, три ресторана, игорный дом. Скукотища. Но как здорово возвращаться в эту скукотищу из очередного головокружительного, насыщенного до предела событиями Путешествия! Побудешь в Кэта несколько месяцев — и тебя неудержимо тянет за его границы, ты спускаешься в пещеру, доходишь до священной безымянной подземной реки, охватывающей своими рукавами весь Мир, и пожилой гном-проводник. молча везет тебя на длинной пироге, куда — ты сам не знаешь. Потом начинается очередная беготня, и голова идет кругом, и воспоминания о Кэта уже бальзамом поливают сердце, потому что есть еще в мире уголок тишины, постоянства и, черт возьми, предсказуемости.