Искатель, 2009 № 02 - [43]

— Изольда Михайловна, я имел в виду полезный труд.

— Женский труд измеряется не пользой.

— Деньги-то платят за пользу.

— Манекенщица Клаудиа Шиффер получила шесть миллионов долларов.

— Она, видимо, оделась в какой-нибудь наимоднейший прикид…

— Нет, наоборот.

— В каком смысле?

— Она в рекламе за тридцать секунд разделась догола.

За рекламой, модой и светской чепухой Рябинин не следил, поэтому замкнулся как раз на те тридцать секунд, необходимые Шиффер для обнажения. Изольда их использовала:

— Вы забыли о главном предназначении женщины — о любви.

— Да, запамятовал… Но тогда почему вы с Коловратским не состоите в браке?

— Брак к любви не имеет никакого отношения.

— Если любовь, то почему у вас нет детей?

— Боже, ну и отстой, — деланно вздохнула она.

— Ломоносов говорил: где любви нет, ненадежно и плодородие, — возразил Рябинин на отстой.

И спохватился. Опять его понесло на свободные беседы. Все оттого, что надоело однообразие преступности, которая в свою очередь зависела от стандартных человеческих мотивов. Кражи, рукоприкладства да убийства… Даже хитроумных мошенников не было. Впрочем, один был, с мумией.

Разговор о любви таил некоторую опасность. Рябинин не знал, может ли он свободно распоряжаться сведениями о сексуальной наклонности Коловратского. В курсе ли Изольда, надежна ли информация, уместно ли использовать ее сейчас, не поговорить ли сперва с операми?..

— Где теперь работает Коловратский?

— Он в свободном полете.

— То есть?

— Консультирует граждан в частном порядке.

— По каким вопросам?

— По разнообразным.

— Все-таки в какой области: техника, медицина, юриспруденция?..

— Генрих сведущ во всем, поэтому люди обращаются к нему за советами.

Рябинину подумалось: зачем тратит время? Она не интересна ни как свидетель, ни как личность. Может быть, любуется красотой? Да, она привлекательна: глаза, улыбка, губы… Но в лице нет тайны — именно в лице.

— Изольда Михайловна, расскажите про мумию: как придумали, сделали, управляли ею?..

— О мумии я ничего не знаю.

— Неужели?

— Я только обслуживала постояльцев. А откуда мумия, как устроена, почему ходит — это не мое дело.

— Но мумия подходила к постояльцам?

— Управлял Генрих.

Откровенная ложь Рябинина давно раздражала. Люди защищались. Ложь, правда, создавала неудобства, потому что приходилось ее опровергать. Но ее ложь была особой, нагло повисшей на губах, которые стали узкими, на манер очков.

— Не забывайте, что вы предупреждены о даче ложных показаний.

— Помню, господин следователь.

— Когда и откуда привез Генрих мумию?

— Не знаю.

— Жили с Генрихом и его отцом в одном доме и не знаете?

— Я не жила с ними в одном доме.

— Где же вы жили?

— В городе, на квартире Генриха.

— Почему же бросили дом?

— Я не ладила со стариком. Переехала к Генриху, не видела старика и с ним никаких отношений не под держивала.

— Почему же?

— Из-за Генриха.

Рябинину не было смысла вникать в тонкости их семейных отношений, вряд ли они касались мумии. Но один момент удивил:

— Старый человек жил один в пустом доме с мумией? Как это Генриху было не жалко отца…

Рябинин уже хотел перейти к мистическим способностям родителя, но остановила Изольдина усмешка. Над кем она смеется? Над Генрихом, над его отцом, над мумией?

— Господин следователь, вы не психолог.

— Где уж мне, — согласился Рябинин, поняв, что она смеялась над ним, но все-таки спросил: — Это почему же?

— Вы до сих пор не догадались, что старик — отец не Генриха, а мой отец.

Рябинин тряхнул головой, будто захотел освободиться от очков. При чем тут «догадался», если Коловратский признал старика отцом? Рассказывал о нем, жили в одном частном доме… Похоронили на кладбище… И вдруг Изольда — дочка.

Рябинин молчал, потому что прислушивался. К чему? Верно говорят писатели — мысль шевельнулась. И теперь следователь прислушивался к ней.

— Изольда Михайловна, но владельцем дома был ваш отец?

— Нет, я собственница, но переписала дом на Генриха.

— Вы сказали, что со стариком не ладили… То есть не ладили с собственным отцом?

— Из-за Генриха, которого родитель терпеть не мог.

— Как же вместе жили в одном доме?

— Повторяю, я переехала к Генриху и с родителем дел не имела.

— А как Генрих относился к вашему отцу?

— Адекватно. Отец переселился на чердак, где и помер.

— Что вы скажете о мистических способностях отца?

— Повторяю, я два года с ним не встречалась.

Рябинин знал, почему не догадался об ее отце. Не было ни кровавого трупа, ни материального ущерба. Оригинальное, но пустяковое мошенничество. Поэтому он не расследовал, а составлял протоколы.

— Изольда, не встречалась, но хоронила его?

— Нет.

— Почему же?

— Генрих сказал, что тело отца лучше не видеть. Оно слишком долго пролежало на чердаке.

Если не хоронила, то вряд ли знала, в чем он был одет. Мысль, которая шевелилась у следователя где-то сбоку сознания — то ли под ним, то ли вообще не в голове, — наконец обернулась прозрачной догадкой.

18

Палладьеву нравился уголовный кодекс своей четкостью и ясностью. Что нельзя делать, какое последует наказание… Работа же оперативника не нормирована, не обозначена и непредсказуема. Майор лишь сказал, что Рябинин опять заинтересовался мумией и просит оперативную работу возобновить. Только не сказал, что ему нужно. Значит, проявить оперативную смекалку.