Искатель, 1982 № 06 - [47]

На верхней палубе действительно было до непривычного пустынно, тихо, и даже в маленьком круглом бассейнчике «лягушатнике» не плескались дети. Вилен Александрович провел совсем сникшую Зину Полещук под тент, жестом пригласил сесть.

— Зина, вы мне в дочери годитесь, так что давайте договоримся говорить только правду. Как видите, я уже в возрасте, скоро дедушкой, наверное, буду, а старость, как известно, добросердечна и душой отходчива. Так что поверьте: зла я вам не желаю, ну а если и были у вас какие огрехи в прошлом — постараемся их исправить. Главное — чтобы не рос этот снежный ком, который может привести к чему угодно. Хорошо?

Полещук понуро кивнула головой.

— Ну вот и прекрасно, — сказал Вилен Александрович и спросил: — Зина, почему вы хотите списаться с судна?

Девушка еще ниже опустила голову, и Федотов увидел, как по ее лицу скатились две слезинки.

— Я не хочу, не хочу уходить отсюда, — сквозь слезы заговорила Зина — Но и не могу, понимаете, не могу здесь больше работать. Я ненавижу ее!

— Кого?

— Лисицкую! Это она… она… — Зина запнулась, словно испугавшись чего-то, и, по-детски всхлипывая, заплакала, закрыв мокрое от слез лицо руками.

Федотов дал ей выплакаться, достал платок, вытер им заплаканное лицо девушки.

— Успокойтесь, Зина. И давайте по порядку. Поверьте, я вам только добра желаю.

Зина глубоко вздохнула, подняла на помполита все еще мокрые, со смазанной краской глаза.

— Ну это еще в том году было, — начала она. — Пришли мы в Ниццу, и я вместе со всеми поехала на экскурсию в Монте-Карло. Ну хожу, глазею, в диковинку все, а тут подходит ко мне Ирина Михайловна и говорит: «Тоже небось хочешь так пожить?» Ну я сдуру и говорю: «Ага. Только где ж столько денег-то взять?» А она мне: «Эх ты, дурочка, да ты же на золотом дне сидишь. Вот, скажем, получила ты за свой товар валюту, так ты, дуреха, не беги ее сразу же в кассу ресторана сдавать, а придержи немного и поменяй в порту доллары на турецкие лиры. Доллар-то, он по официальному курсу дороже турецкой лиры стоит. Вот ты и заработаешь на одном только долларе до четырех турецких лир. А уж после этого и сдавай выручку».

— И вы… пошли на это? — невольно вырвалось у Федотова.

Зина промолчала, тыльной стороной ладони вытерла лицо, после чего сказала:

— Я даже сама не знаю, как все получилось. Поверьте. Я словно во сне была. Ирина Михайловна пришла ко мне в ларек, спросила, сколько выручки, затем сказала, чтобы я достала ее из сейфа, и мы, забрав всю валюту, сошли на берег. Там она повела меня в какой-то маленький банк и быстро поменяла доллары на лиры.

— И она что, весь этот «навар» отдала вам?

— Да нет, что вы! Пятьдесят процентов она взяла себе.

— Та-ак. — Федотов смотрел на Зину и не мог поверить сказанному. Если все это действительно так, тогда и та десятка, которую видела Таня Быкова, не могла быть случайной. Промелькнула мысль о контрабандном золоте, что ждало своего хозяина в лючке ходовой рубки, но Федотов отбросил ее как слишком кощунственную и спросил: — А что это за история с радиоприемником и замшевыми костюмами?

Над Ялтой висело палящее летнее солнце, а Федотова бил нервный озноб от услышанного. Было стыдно за себя, за то, что не смог разобраться в Лисицкой, которая все эти годы делала свое черное дело, толкая на путь преступления таких вот безвольных, сопливых девчонок, и при этом наживалась сама. Он вспомнил кладовщика ресторана Дубцова, который вдруг ни с того ни с сего списался с «Крыма» и перешел на другое судно. Может быть, и он тоже?.. Об этом не хотелось даже думать.

— …Ну вот, — продолжала рассказывать Зина, — получила я тогда в Одессе два транзисторных приемника ВЭФ и продала их за валюту в рейсе. Сдала, значит, эту валюту в кассу, а в это время, я уже не помню где, Лисицкая закупила партию женских костюмов под замшу. Часть этих костюмов была реализована, а четырнадцать штук оставлены у меня в ларьке. Она попросила припрятать их для нее, объяснив тем, что по приходу судна в Одессу и после таможенного досмотра она взамен этих костюмов принесет мне два точно таких же транзисторных приемника, которые я продала в рейсе. Ну я сначала отказываться стала, тогда она мне пригрозила, что сообщит кому следует о том, что я вовремя не сдаю выручку, а меняю доллары на турецкие лиры. Ну я испугалась, конечно, просила ее не сообщать об этом, вот и согласилась. — Зина замолчала, посмотрела на помполита, спросила тихо: — Вилен Александрович, а что мне за все это будет?

— Не знаю, Зина. — Федотов посмотрел на залитую солнцем Ялту, далекие горы Ай-Петри, повернулся к ней. — Одно могу сказать, оба мы с тобой виноваты. Я — потому что просмотрел все это, а ты… Ты виновата в том, что не смогла вовремя поставить на место обнаглевшую директрису. Конечно, ты временно будешь отстранена от загранрейсов, ну а что еще — в Одессе решат. А пока работай спокойно и… и постарайся держаться с Лисицкой, как прежде. Хорошо?

— Ладно.

— Вот и отлично. И еще один вопрос: ты, случаем, не знаешь, почему списался с судна Дубцов?

— Слышала, — пожала плечами Зина, — а точно не знаю. Вы спросите лучше у Паренкова, грузчика нашего, он что-то говорил об этом.