Искатель, 1975 № 02 - [54]

— С ним. Зачем он мне нужен?

— Если ты с повинной решил идти, к чему оружие зарывать?

— Не знаю…

— Ты точно помнишь место? — Федор с минуты на минуту становился спокойнее. Выдержанность, о которой всегда напоминал ему прежде Семен Васильевич, приходила сама собой по мере того, как поиски Комолова делались все более тщательными, а парень растеряннее. Однако Зимогоров хотел исключить всякую возможность ошибки. И одновременно в душе его копилась радость: «Ведь если не найдем тела инспектора, то он жив. Ранен, может быть, крепко ранен, но уполз в тайгу, притаился… Нет, такое не в характере Семена Васильевича. Если он выбрался, то в покое Комолова не оставил бы…»

«А почему Комолова? — спросил себя Федор. — Почему Комолова!» И сказал:

— Медведь нашел бы… Ведь знаешь — нашел бы.

— Во… Может, нашел? Конечно, мог.

Федору диковато и странно было увидеть радость на распаренном работой лице Комолова: «Почему этому парню непременно надо найти тело Семена Васильевича? И к чему карабин было засыпать? Может быть, решение пойти с повинной пришло позднее? Парень на такой вопрос не ответит… Не по зубам тебе это дело, общественный инспектор. Вот Семен Васильевич, тот разобрался бы. Сколько мы с ним ходили… Подожди, Федор. А ты постарайся думать так, словно Семен Васильевич рядом. О чем бы он спросил и как спросил, коли усомнился… в собственной гибели?»

— Вы так глубоко закопали?

— Присы… — Комолов выпрямился в траншее, доходившей ему до пояса, и поднял усыпанное бисером пота лицо. Глянул настороженно на Федора снизу вверх.

— Почему «вы»? Я один был. Слышишь, один!

— Ну просто я вежливо на «вы» обратился, — прищурился Зимогоров, отметив, что Антон едва не проговорился, спросил сам себя: «Какой бы вывод из этого сделал Семен Васильевич? Прежде всего, что олочи, прошитые капроном, не с бухты-барахты появились в балагане. Бывал кто-то у Комолова, но говорить он не хочет. Или не придает значения случайному посетителю?»

И егерь спросил:

— Коли вежливость тебе не по вкусу, скажи, кто у тебя бывал?

— Бросьте вы!

— Как бы не так! А олочи чьи?

— А олочи…

— За такое вранье мамку твою попросить стоит, чтоб ремнем поучила, а сажать рано. Так чьи олочи?

— Ну… Забрел какой-то научный работник… при чем тут честный человек? Он знать ничего не знает.

— А зовут-то его как?

— Не спрашивал.

— Про науку спросил, а как зовут, нет?

Антон молчал, думая лишь об одном: как бы ненароком не сболтнуть имя честного человека — Гришуни.

И, зная почти наверняка, что Семен Васильевич не одобрил бы такого вопроса, егерь спросил:

— Не перепрятал ли твой дружок прикопанного?

— Зачем ему?

— Выходит, знает дружок про все?

Комолов вдруг выпрыгнул из котлована:

— Копай, если тебе нужно! Ищи! А дружка у меня нет! Никого нет! И олочи мои. Я все сделал. Я признался! И обойму украл у тебя. Ух, убойные пульки!

Антон старался разозлить егеря, но тот смотрел на него спокойно, и только чуть презрительно вздрагивали уголки его губ.

— Патроны, что ты взял, не убойные. Ими зверей усыпляют, чтоб измерить, взвесить да пометить. Помнишь, прошлой зимой мы с охотоведами тигров переписывать ходили?

— Так мы… Так я его… живьем? — Антон тер ладони о грудь, словно помогая себе дышать. — У живых изюбров панты с лобной костью вырубал. Живьем?

— Кто твой дружок?

— Не скажу.

— Узнаем, — твердо сказал Федор. — Счастье твое… Вот ведь как, счастье твое, что стреляно патронами из краденой обоймы.

— А может, Шухов-то… не того? Ушел, значит. И я ни в чем не виноват?

— Ты место помнишь точно? — разозлился Зимогоров. — В виновности суд разберется.

— Точнее точного, Федор Фаддеевич, что здесь. Вот елочка, вот куст бересклета.

— Не надо, может, тебя «сажать»? Не стоишь ты того? А как же с дружком?

Комолов помрачнел:

— Нет у меня дружков. Нет! И все. Обойму украл я, стрелял я…

— Выгораживаешь?

— Я во всем признался. Я во всем и в ответе.

— Твое дело, Комолов. Я думаю по-другому. Сходим в заказник, поищем там твоего дружка. А признание твое… Как в законе сказано — доказательство в ряду других. И не основное.

— Не пойдет никуда Шухова. Здесь будет инспектора ждать. Что? А? — Антон решил использовать свой последний шанс: он был уверен — не расскажет Зимогоров обо всем учительнице. А Федор ответил:

— Пойдет, когда узнает, что здесь случилось. Коли Семена Васильевича нет — он жив и пошел в заказник с твоим дружком знакомиться. Бежать тебе, чтоб спутать карты, не советую. Да и мы со Стешой, вдвоем-то, уследим за тобой. Я спрашивать тебя больше ни о чем не стану. Собирайся.

— Здесь он! Тут прикопан! — закричал Антон, думая, как бы оттянуть выход в заказник: Гришуня-то обещал через десять дней зайти. Значит, там он еще.

— Покажи.

— Вот в той стороне, — Комолов махнул рукой вверх по ручью.

— Тогда ты стрелял не из сидьбы. И вряд ли с перепугу.

— Все равно я признаюсь! Признаюсь! — Антон сжал кулаки и был готов броситься на егеря.

— Если он там… Его найдут потом. Ведь ты признался, и пусть дело ведет следователь…

Комолов опешил. Если они пойдут в заказник и встретят Гришуню, то друг его прежде всего подумает — Антон предал его! Антон, который жизнью поклялся, что выручит, отведет от Гришуни беду. В эту минуту он был готов разбить свою голову о первый попавшийся валун, только бы не увидеть укоризненных глаз Гришуни. У Комолова оставалась маленькая надежда, что еще только через три дня Гришуня будет ждать его у Рыжих скал. Не встретив там Антона, Гришуня поймет — его друг сделал так, как они договорились, и уйдет. Протянуть бы еще три дня!