Искатель, 1975 № 02 - [53]

— Я… — заикнулся Комолов.

— Бери… и идем, — очень спокойно сказал Федор. И пока парень, войдя в балаган, искал инструмент, тщательно осмотрел разбитые, расползшиеся по шву олочи.

Когда Антон с саперной лопаткой в руке вышел из балагана, Федор, не говоря больше ни слова, отправился в сторону распадка почти той же дорогой, что и Семен в тот злополучный вечер.

Стеша поглядела им вслед. Будучи крепко уверенной в предостерегающей силе своих слов и отметив про себя, что оружия мужчины не взяли, она успокоилась совсем, вздохнула:

— Все-таки странные… немного люди, эти таежники…

И, не оглядываясь, Федор чувствовал, как Антон неохотно, пошаркивая обувью, следует за ним. Все, чего хотел егерь, — правды, и он должен был узнать ее целиком. Частичку он уже ухватил — Антон не воришка, иначе он не смутился бы, пойманный за руку. Егерь действительно овладел собой, и, что бы ни ждало его там, куда они направлялись, он чувствовал: не сорвется, останется достойным своего друга, который выручил его однажды, ох, из какой беды. Семь лет назад не кто иной, как Федор, был обвинен в убийстве лесничего, и факты были против него, и свидетельские показания не оставляли сомнений в его вине. Тогда Федора спасла вера Семена Васильевича в невиновность Зимогорова. По крайней мере, егерь считал и по сей день, будто именно так оно и было. Но никакие силы не заставили бы Федора признаться в том, чего он не совершал. Антон поступал, по убеждению Зимогорова, наоборот. Пусть молодой, не совсем опытный охотник, Комолов не мог совершить в тайге убийства по неосторожности. Да и не так безразлично вел бы себя Антон в таком случае. Не скрываться бы он стал от Стеши, а бухнулся ей в ноги и повинился бы. А там будь что будет. Иное дело — пристрели он инспектора нарочно. Но за что? Было ли за что? Не знал Федор.

— Далеко еще?

— Нет… — буркнул Комолов, томимый своими мыслями. Антон был твердо уверен в своем служении другу. Но легкости в душе не ощущал. Пусто как-то, и тайга не в тайгу. Все любимое в ней будто бы отстранилось, и он не чувствовал привычного отзвука в сердце в ответ на пошум ветра в вершинах и даже вроде перестал слышать, как каждое дерево лепечет что-то по-своему. Не то что там кедры ворчат, а осины цокают, ели посвистывают под ветром; нет, любой кедр по-своему ворчит, любая осина цокает сама по себе, и сама по себе секретничает наушница-лиственница.

Селевой поток в распадке иссяк. Обнажилось разноцветное дно. Хилая взбаламученная струя текла вдоль отбойного берега, в котором она вымыла нишу.

— Здесь, — сказал Комолов. — Вот тут, — подтвердил он, окинув взглядом крутой берег и увидев на краю его приметную елку с яркими оконечьями молодых побегов.

— Копай.

Антон поплевал на ладони, половчее ухватился за черенок саперной лопатки:

— Здесь он. Здесь. Куда ж ему деться.

Егерь не обратил внимания на слова Комолова. Он придирчиво осматривал не очень-то крутой склон, надеясь ухватиться взглядом за какую-либо примету, которую мог оставить раненый человек. И не увидел.

— Должна быть, — убежденно сказал он сам себе. — Непременно есть.

Егерь стал карабкаться вверх по приглаженному ливнем склону, осматривая прошлогоднюю пожухлую травяную ветошь и редкие на каменистом отвале зеленые стебли.

— Если бы не ливень… — бормотал Федор. Он слышал позади себя скрежет гальки о сталь и не хотел оборачиваться. Не мог себя заставить сделать это.

Федор поднялся выше, к кусту бересклета, который чудом держался малой толикой своих корней за почву, стал осматривать каждую ветку. Нашел две, сломанные с задирами, как не могли их повредить ни потоки воды, ни ветер. Тогда егерь обернулся, но стал смотреть не вниз, и поверху и отыскал глазами старую липу. Зев лаза у ее корней был хорошо виден отсюда. И ни единая ветка по прямой не застила лаза.

— На этом месте или чуть выше по нему и ударили… Значит, ударили. В выводах, общественный инспектор, следует быть поосторожнее. А вот вешку вбить здесь надо. И веточки бересклета огородить. Так Семен Васильевич говорил, — бормотал Федор.

Еще выше по склону егерь не нашел ни на траве, ни на кустах других таких характерных изломов. Выйдя из распадка, Зимогоров нарубил вешек и поставил их там, где надо. И лишь тогда спустился к Антону.

Жуть обуревала Антона. Необъяснимое для него исчезновение тела, которое они с Гришуней прикопали вот здесь, на этом самом месте, было куда страшнее, чем если бы Комолов после десятка копков наткнулся на инспектора, убитого случайно Гришуней.

Антон давно скинул ватник и, раскрасневшись, обливаясь потом, продолжал копать с каким-то остервенением, не давая себе ни минуты передышки. Увидев егеря, Комолов растерянно взглянул на него, шмыгнул носом и еще яростнее принялся выкидывать землю из траншеи.

Федор спросил еще раз:

— Ты точно помнишь место?

— Да, — отозвался Антон, не глядя на егеря. — Вон елка молодая. На той стороне. А на этой бересклет. Все сходится. М… Я ведь от зверей его прикопал.

Котлован, вырытый Антоном, достиг метров трех в диаметре, а на дно просочилась вода, потому что текущий рядом ручей оказался выше уровня ямы.

— Карабин с ним остался? — спросил Федор.