Искатель, 1969 № 04 - [61]
Денисов радовался как мальчишка.
— Этот, видать, у них за главного был! Сам воровать не ходил!
— Это был Фогель, — сказал Шагалов, когда они, простившись с хозяевами, шли по коридору.
Денисов удивленно посмотрел на него и замолчал. Запоздалое чувство тревоги прошло холодком по сердцу.
У восемнадцатой квартиры Шагалов увидел финскую кепочку старшего оперуполномоченного Блохина. Хриплым голосом он давал указания незнакомому младшему лейтенанту.
В доме уже начинали просыпаться, за дверями слышались негромкие разговоры. Где-то совсем близко, за окном, прогрохотал в темноте первый трамвай, заскрипела под ногами старая деревянная лестница.
— Денисов! — крикнул, перегнувшись через перила, капитан Блохин. — Немного отдохнешь и зайди в отдел, напиши рапорт.
Когда Шагалов с Денисовым вернулись на вокзал, людей там было уже меньше, и сам зал без электрического освещения выглядел другим — полупустым, сумеречным, тихим. Пассажиров, прибывших на вокзал с утра, можно было легко узнать по свежему румянцу, нерастраченной энергии, с которой они устремлялись к только что открывшимся суточным кассам.
Горбунова они нашли у камеры хранения — он разговаривал со старшиной. За ночь, казалось, Ниязов еще больше пожелтел, лицо его выглядело болезненным, худым. Рядом с ним стояла девушка-модельер. Увидев Шагалова и Денисова, она пошла навстречу.
— Большое, большое вам спасибо. Я все знаю! — Девушка постояла с секунду, потом еще несколько раз кивнула, смущенно простилась. — Меня к следователю вызывают…
Она сделала несколько шагов к выходу и сразу же затерялась среди других пассажиров.
… — Темно вокруг и грозно, лица в отдельности вроде бы все обычные, мирные, — не отпуская руки Горбунова, говорил на прощанье старшина, — а посмотришь на них всех вместе, как они на картине изображены, как выходят они все из подворья в ночь, и тревожно тебе за них. Ну, сегодня все кончится благополучно! А завтра?!
— Рембрандт! Мастер мирового класса! Жаль, что подлинник в Амстердаме.
Денисов проводил оперативников к машине.
— Счастливо! Приезжайте, когда время позволит…
Шагалов устало кивнул головой и молча, не улыбнувшись, прищурил один глаз — Денисову была знакома эта его манера прощаться и здороваться.
— Хороший у тебя командир, — сказал Горбунов, — и живопись он отлично знает.
Денисов хотел сказать, что старшина прослужил лет двенадцать в подразделении по охране музеев и выставок, но раздумал.
Он взглянул на часы — смена заканчивалась через несколько минут.
Ричард РОСС
КОФЕЙНАЯ ЧАШКА[7]
— Как будто все ясно, сэр?
— Думаю, что так, сержант.
Инспектор сыскной полиции Бертон поднес кофейную чашку к лицу.
— Надо бы послать на анализ. Впрочем, сомнений почти нет.
Он внимательно посмотрел на молодого человека, блондина лет тридцати, что лежал скорчившись на диване.
— Еще один изгнанник из страны фашизма, — сочувственно пробормотал Бертон.
— Да, и, видимо, это действовало на его рассудок, — добавил сержант. — Посмотрите на эту промокательную бумагу, сэр. По ней видно, в каком он был состоянии.
Бертон подошел к письменному столу. Помимо обычных чернильных отпечатков и пятен, на бумаге виднелись три знака свастики разных размеров, нарисованные как бы невзначай.
— Интересно, — сказал Бертон. — И две кофейные чашки. Но из второй не пили.
— Может быть, он ждал кого-нибудь, сэр?
— А устав дожидаться, выпил кофе и покончил с собой! — усмехнулся Бертон.
В это время раздался звонок. Сыщики переглянулись.
Бертон вышел в маленькую прихожую и распахнул дверь. Перед ним стояла обворожительная девушка.
Она была одета в простенькое платье. На ее белокурой головке не было шляпы. При виде сыщика она вздрогнула.
— Эрих?! — прошептала она с испугом.
— Вы желали видеть мистера Шмидта?
— Э-э… да, мистера Шмидта. Он здесь или вы его?..
Бертон ввел девушку в прихожую.
— Ваш друг заболел, — сказал он.
Она вцепилась в его рукав и пристально посмотрела в глаза.
— Он убит?
— Нет, нет! — Бертон внимательно взглянул на девушку и после некоторой паузы добавил: — Боюсь, что он сам лишил себя жизни.
Она энергично покачала головой.
— Эрих не сделал бы этого! Могу я видеть его?
— Потом. Сейчас я хочу задать вам несколько вопросов. Вы тоже немка? — спросил он, открывая записную книжку.
Она молча протянула ему паспорт.
— «Анна-Роза Маннгейм», — прочел он. — Мистер Шмидт ждал вас сегодня?
— Разумеется. — Ее тонко очерченные брови приподнялись. — Он позвонил мне часа три назад. Попросил зайти поговорить о нашем… нашем будущем.
— Значит, вы решили пожениться?
— Да. Эрих давно хотел этого.
Брови Бертона сдвинулись.
— И через три часа после того, как вы дали свое согласие, он принял яд? Странно. Были у него враги?
Она горько улыбнулась.
— У каждого немца-антифашиста есть враги.
— Так. Скажите, мисс Маннгейм, кто вел хозяйство мистера Шмидта, кто мыл его посуду?
— У него была прекрасная приходящая прислуга. В его комнате все блестело.
— Спасибо. Теперь я только запишу ваш адрес.
— Но позвольте, — сказал Бертон, не веря своим ушам. — Вы хотите сказать, что мы должны прекратить это дело?
Его шеф посмотрел на свои ногти.
— Начальство убеждено, что это самоубийство, и по каким-то соображениям не желает поднимать шума. Этот Шмидт был антифашист, да еще иностранец.
