Искатель, 1968 № 06 - [13]

Воины прославленного штурмового авиационного полка построились на летной дорожке. Плечом к плечу стоят военные летчики, техники, стрелки-радисты… Десятки мужественных, обветренных лиц.

— Полк, смирно! — звучит команда. — Слушай правительственный Указ! «За образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом отвагу и геройство, — читал начальник штаба, — присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда… капитану Береговому Георгию Тимофеевичу…»

ИСПЫТАТЕЛЬ

Кончилась война. Многие ушли в запас, в «гражданку», как говорят военные люди. Он остался. Ведь небо для него — это все: и жизнь, и мечта, и работа. Майора Берегового посылают на курсы усовершенствования командного состава. Затем назначают начальником воздушнострелковой службы полка, потом — штурманом полка. В авиацию в те годы поступала новая, реактивная техника. Она требовала новых знаний. Военный багаж Георгия нуждался в глубоком переосмысливании, анализе.

Тогда и пришло решение подать рапорт с просьбой направить учиться в академию. Начальство не возражало. Послали. Но конкурсные экзамены он не сдал.

В испытательном институте, куда его направили работать, Георгий с грустью рассказал о случившемся.

— Ладно, можешь не объяснять, — прервал его бывалый летчик-испытатель. — Будешь летать у нас. Учиться тоже. Только, чур, не пищать. Мы люди суровые, хотя и добрые.

Новая работа была особенной. Особенной во всем, даже во внешнем виде аэродрома. Нигде раньше не встречал Георгий столь разных по назначению и конструкции самолетов, как на этом испытательном аэродроме.

Самолеты… самолеты… самолеты… Истребители и бомбардировщики, штурмовики и разведчики, вертолеты и транспортные. И нигде не было столько профессий, объединенных одним емким словом «испытатель». Летчики-испытатели, штурманы-испытатели, бортинженеры-испытатели, бортрадисты-испытатели… Это им в одиночку и вместе приходилось «прогонять» машины на самых критических режимах, испытывать скоростями и перегрузками, преднамеренно входить в штопор, подвергать обледенению, «обжимать» на максимальном скоростном напоре… Да разве перечислить все, что делают эти люди, чтобы идущие за ними чувствовали уверенность, верили в безотказность крылатой техники.

Днем и ночью, в дождь и туман, в трескучий мороз и изнуряющую жару они приходят на этот аэродром, который преисполнен отваги и мужества — непременных слагаемых профессии испытателя.

Испытатель… Многое в этом. Ведь испытания не зря называют немирной работой в мирное время. И каждый полет на новом самолете — это подвиг человека, дерзнувшего обуздать стальную птицу, приучить ее преданно и надежно служить людям.

…По заснеженному аэродрому рулил самолет. Сквозь легкий шумовой фон эфира слышалось мерное пение турбины. Голос руководителя передал: «231-й, взлет!» В ту же секунду летчик отпустил тормоза. Машина пошла на взлет.

Предстояло испытать новое радиооборудование. Переговоры с землей, вопросы, ответы. Стрелка высотомера медленно ползет по шкале, отсчитывая десятую тысячу метров. И вдруг сильное тело машины вздрогнуло. Самолет, словно раненая птица, начал медленно проседать. Летчик инстинктивно дал ручку от себя. Машина нехотя набирает скорость, но идет со снижением. Стрелки указателя оборотов двигателя безжизненно стоят на нуле.

«Подшипник заклинило!» — обожгла тревожная догадка. Рука сама потянулась к дроссельному крану, перекрыла подачу топлива.

В наушниках тишина. Связь с землей прервалась. Нет электропитания, нет связи. Эфир молчит.

Для Берегового ничего в эти секунды не существовало, кроме приборов. Как только машина входила в горизонтальный полет, скорость падала. Если она станет ниже минимальной, подъемная сила не сможет держать самолет в воздухе, он превратится в «обычные» тонны металла, готовые рухнуть на землю.

Сталью напряжены нервы и воля у того, кто в воздухе, и у тех, на земле, кто догадывался, что в небе происходило неладное.

Самолет падал, нет тяги двигателя. Летчик старался его удержать, разумно используя запас высоты. Он направлял машину к земле и тем самым увеличивал скорость, потом чуть выравнивал, потом снова к земле и снова выравнивал.

Остекление фонаря кабины покрылось туманом инея. Он все сгущается, ставя перед глазами летчика молочную пелену. Нет электропитания, нет обогрева…

И снова твердое: «Жора, спокойно! Ручку чуть от себя. Чуть-чуть! Высоту надо беречь».

Эту способность мыслить в самые критические минуты жизни испытателя воспитывают в себе годами.

Чем ниже спускался самолет, тем плотнее становилась стена облаков. Видимости никакой. Он тянется лицом к стеклу, дышит на него, трет перчаткой, чтобы высветить маленький пятачок. До боли в глазах всматривается в туман.

Но вот облака раскололись. Белым пятном стремительно надвигалась земля. Многотонная машина камнем летит вниз. Мысль работает со скоростью приборов — их показания фиксируются пилотом мгновенно: высота… скорость… высота… скорость… Точно невидимые нити связали мозг человека с незнающим страха организмом аппаратуры.

Впереди уже видна узкая серая полоска бетона. Стрелка высотомера перескакивает с деления на деление. Хватило бы высоты!