Искатель, 1967 № 06 - [25]

— Надеюсь, хоть номер-то вы записали?

— Не только номер кацетника, герр хауптштурмфюрер. У меня есть фотографии этой грязной скотины. Не хотите ли взглянуть? — И, не дожидаясь ответа, эсэсовец торопливо извлек из кармана мундира целую пачку снимков.

Схваченного фашистской пограничной охраной тяжело раненного узника — это был Франц Штайнер — фон Борзиг сфотографировал в фас и профиль, даже с затылка. В эсэсовской форме, в которой Штайнер дал свой предсмертный бой преследовавшим вельбот гитлеровцам, и раздетым догола, перед тем как умерший под зверскими пытками Штайнер был закопан гитлеровцами в вырытой тут же на берегу глубокой яме.

— Недурно сработано, — процедил сквозь зубы Кройцер, спрятав всю пачку снимков в свой саквояж.

Фон Борзиг не мог понять, относится неожиданная похвала хауптштурмфюрера к фотографиям, или Кройцер попросту издевается над его неудачей с допросом вытащенного из воды кацетника. Но предпочел промолчать.

— Немедленно отыщите в лагерном архиве все данные, относящиеся к этому кацетнику, — приказал Кройцер. — Там же подберите все и о раненом люксембуржце. А теперь быстрее в госпиталь! — неожиданно приказал Кройцер, когда их машина притормозила у подъезда подземного бункера, где размещался отель.

…Набросив белый халат, Кройцер в сопровождении дежурного врача и охранника-эсэсовца быстро прошел к палате, где лежал тяжело раненный люксембуржец.

Кройцер, оставаясь невидимым для лежавшего на койке заключенного, внимательно рассматривал его в специальное зеркало, установленное над матовой половиной стеклянной стены, отделявшей палату от коридора.

— Каков характер ранения? — спросил Кройцер врача.

— Осколочное. В голову, грудь, ноги…

— Очень хорошо, — медленно произнес Кройцер.

— Но малейшее сотрясение или психическая нагрузка могут повести за собой быстрый и непоправимый фатальный исход, герр хауптштурмфюрер, — недоуменно пожал плечами врач, как и другие его коллеги по госпиталю получивший строжайшую инструкцию «поднять на ноги раненого в кратчайший срок».

— Когда я смогу приступить к его допросу, разумеется, без риска вызвать смертельный исход? — быстро спросил Кройцер.

— Не раньше чем через неделю.

— Но и не позже, герр доктор, — тоном приказа, не подлежащего дискуссии, ответил Кройцер.

Перед тем как покинуть госпиталь, хауптштурмфюрер провел четверть часа с глазу на глаз с главным врачом, поставив у двери его кабинета часового и приказав никого не впускать.

Фон Борзиг нетерпеливо поглядывал на циферблат настенных часов старинной кузнечной чеканки, выполненных в форме огромной медной сковороды. Это была точная копия кухонной утвари, на которой жарили свиные котлеты — швайнцбратен еще тевтонские псы-рыцари.

В соседней с холлом шпейзехалле официанты в белых фраках сервировали стол на шесть персон. Судя по целой батарее коньячных и ликерных бутылок, пестревших этикетками знаменитых подвалов Франции, изысканной закуске — черной икре, семге, салатам из креветок и другой снеди, с большим вкусом и мастерством украшенной зеленью, ягодами и всевозможными сладкими и солеными кремами, на ужин ожидались высокопоставленные господа.

Фон Борзига все больше раздражал тихий перезвон серебра и хрустальных бокалов. Лейтенанту не терпелось выложить перед Кройцером результаты его поиска в лагерном архиве и как-то сгладить то неприглядное впечатление, которое вынес берлинский эмиссар Шелленберга, ознакомившись с более чем жалкими итогами предварительного расследования, проведенного фон Борзигом. Он не знал, что Кройцер прямо из госпиталя отправился в главное конструкторское бюро, где встретился с Вернером фон Брауном и другими ведущими специалистами германского ракетостроения. Не знал фон Борзиг и того, что командир полигона и высшие офицеры СС пригласили хауптштурмфюрера «поужинать по-солдатски» в отеле, где они принимали не раз самого фюрера, Гиммлера и Шелленберга…

Когда, наконец, Кройцер появился — в холле отеля, одновременно служившего и бомбоубежищем, защищенным многометровой железобетонной толщей от самых тяжелых и разрушительных бомб, фон Борзиг чуть не бегом устремился к нему навстречу.

— Вы чем-то взволнованы, лейтенант? — сразу же осадил фон Борзига хауптштурмфюрер. — На нас обращают внимание…

— Я разыскал все, что вам нужно, господин хауптштурмфюрер…

— И даже «пропавшего без вести» однополчанина? — Кройцер не смог отказать себе в удовольствии поддеть этого отпрыска кичливой юнкерской семьи.

Еще со студенческой скамьи Кройцер в глубине души мучился непоборимой завистью к студентам, не скрывавшим своего сословного превосходства над ним — сыном бюргера, мещанина. И, как ни стремился выработать в себе Кройцер философски-стоическое, презрительное отношение к архаичному, как он был глубоко убежден, в XX веке чванливому дворянству, все же недосягаемая для нациста «из мещан» Кройцера частица «фон» оставалась предметом его тайных мечтаний…

— Сейчас, господин хауптштурмфюрер, для РСХА важны не эти остолопы, позволившие себя так бездарно ухлопать, а кацетники, поднявшие руку на СС!

— Ого! Вы уже даете мне советы, — иронически заметил Кройцер.