Искал Аллаха – нашел Христа. История бывшего мусульманина - [66]

Достаточно обычный вопрос – ответить на него было несложно.

– Коран учит нас: «Ля икраха фи-д-дин»[79], – ответил я, не задумываясь. Имамы любят солидности ради вставлять в речь арабские слова – так же поступил и я. – Этот стих переводится так: «Нет принуждения в религии». А Мухаммад так строго следовал Корану, что, можно сказать, сам был живой версией Корана. Так что безумие говорить, что Мухаммад распространял ислам огнем и мечом, если сам же он проповедовал, что принуждения в религии быть не может.

В прошлом, когда мне случалось с кем-то обсуждать ислам, люди обычно удовлетворялись таким ответом. Однако Майк, как потом выяснилось, еще готовясь к дебатам с Шабиром Алли, кое-что почитал об исламе и теперь был готов задать следующий вопрос.

– Но, Набиль, в Коране ведь есть и другие стихи, например: «Убивай неверных везде, где их найдешь»[80]. Откуда ты знаешь, что стиху, который привел ты, следует отдать первенство?

По счастью, объяснение как раз этого стиха я слышал недавно в хутбе, так что ответ у меня был готов:

– Этот стих относится к конкретным обстоятельствам, к случаю, когда многобожники из Мекки нарушили договор с мусульманами. Это не общий принцип. Общий принцип – миролюбие.

А дальше Майк задал самый простой и самый убийственный вопрос:

– А откуда ты это знаешь?

– Извини?

– Откуда тебе известен исторический контекст Корана?

– Из хадисов, книг, в которых собраны предания о Мухаммаде.

– А откуда ты знаешь, что этим книгам можно доверять? Вспомни, Набиль, я ведь историк. Эти вопросы я задаю историческим документам всегда, даже когда критически исследую христианство. Я могу полагаться на Евангелия, поскольку все они были написаны вскоре после жизни Иисуса в общине людей, видевших Иисуса. А откуда нам известно, что сборники хадисов заслуживают доверия? Когда они были написаны? Их писали очевидцы?

Такая перемена ролей далась мне нелегко. Никогда я не видел и не слышал, чтобы кто-то критически изучал исламские предания таким же образом, как я критически изучал Библию. Да что там – это было неслыханное дело! Все слушатели наклонились вперед; всем было интересно, как пойдет разговор дальше. Я торопливо припоминал все, чему меня учили в течение жизни.

– Майк, очевидцы, своими глазами видевшие Мухаммада, передавали эти рассказы устно, пока они не были собраны и записаны. Записывали их уважаемые, критически мыслящие люди, они тщательно проверяли цепь передачи каждого предания и убеждались, что она достаточно надежна. Поэтому мы можем доверять хадисам.

Лучшего ответа у меня не было. Однако такой ответ Майка не удовлетворил.

– Понимаю, о чем ты говоришь; но, Набиль, откуда мы все это знаем? Когда были собраны эти книги преданий?

Сжавшись в ожидании потока критики, который неизбежно обрушится на меня после такого признания, я дал ответ:

– Через двести-двести пятьдесят лет после Мухаммада.

Тут все слушатели разом откинулись на спинки стульев, словно услышали то, что хотели, и дальнейшее их не интересовало. Быть может, так сделали только некоторые; однако у меня не было сомнений, что симпатии слушателей склоняются не в мою пользу.

Майк заговорил мягко, очень стараясь, чтобы в словах его не прозвучало осуждение или пренебрежение:

– Набиль, двести пятьдесят лет – это долгий, очень долгий срок. Слишком долгий, чтобы медлить с записью информации. За такой срок легенды начинают жить своей жизнью. Злодеи становятся намного хуже, чем были в жизни, герои – намного лучше, неприятные истины забываются, а многие рассказы просто высасываются из пальца.

Я понимал, о чем говорит Майк; но он принижал ценность нашей культуры, и это звучало почти оскорбительно. Кто дал ему право сомневаться в великих имамах древности – в имаме аль-Бухари, в имаме Муслиме? Или он хочет сказать, что не заслуживают доверия те, кто передал им эти предания – Хазрат Аиша, Хазрат Али и другие великие люди?!

Майк поставил под сомнение надежность свидетельств ранних мусульман. Для ислама это немыслимо: такое никогда даже не обсуждается. Его вопросы ранили меня, вызывали гнев и горечь.

– Майк, ты не знаешь людей, в которых сомневаешься! Это были великие люди, мужчины и женщины с острым умом и чистым сердцем. Хадисам можно верить, потому что можно верить их добродетели!

– Ты прав, Набиль, – вставил Дэвид. – Майк не знает этих людей. Но он тебе говорит, что ты их тоже не знаешь. Источники у тебя слишком поздние, так что нет надежного способа узнать, какими людьми были те, кто передавал эти предания.

Майк покачал головой:

– Тоже верно, но я сейчас не об этом. Я говорю вот о чем: возможно, предания записывали самые что ни на есть благородные люди с самыми добрыми намерениями. Но и они – всего лишь люди. А любая история со временем – особенно если на поколения отстоит от своего источника – разрастается и изменяется. Особенно верно это для рассказов о фигурах, важных для культурной идентичности, таких как Мухаммад для ранних мусульман. Мы просто не можем быть уверены в том, что эти рассказы точны.

Дэвид и Майк продолжили разговор между собой, а скоро к ним присоединились и другие участники встречи. Все задавали вопросы и выдвигали возражения, все подвергали то, что я говорил, сомнению и критике. Активнее других участвовали в дискуссии христиане: особенно интересовали их приведенные мною библейские цитаты, будто бы пророчествующие о Мухаммаде. Христиане говорили, что я опустил важные детали этих библейских стихов: так, во Второзаконии говорится, что новый пророк будет израильтянином, а под Утешителем в Евангелии от Иоанна однозначно имеется в виду Святой Дух.