Искал Аллаха – нашел Христа. История бывшего мусульманина - [51]

«Что, если на кресте Иисус не умер?» Такова позиция ахмади: но Майк и Гэри уже опровергли все их аргументы. Однако, когда Шабир начал свою речь, мне стало ясно, что он придерживается именно этой позиции. Трепет восторга охватил меня: быть может, этот прославленный поборник веры приведет в ее защиту какие-то надежные аргументы?

Шабир заговорил – и с первых слов стало ясно, что он вполне уверенно чувствует себя на сцене и хорошо владеет информацией.

– То, что я мусульманин, возможно, делает меня предубежденным в отношении свидетельств о воскресении Иисуса. Прежде всего хочу откровенно признать свою предубежденность, но затем ее отложить и опираться только на факты. Свидетельства в пользу воскресения не кажутся мне убедительными. Если кто-то скажет мне, что некий человек умер, а три дня спустя его видели живым, прежде всего я спрошу: «А точно ли он умер?» Ученые, изучающие Евангелия, спрашивают: «Что стало причиной смерти Иисуса?» И мы видим, что врачи, читающие эти рассказы, выдвигают разные версии. Если взять тексты – именно те, что мы видим в Евангелиях – из них непонятно, от чего умер Иисус и умер ли он вообще.

Шабир говорил еще долго, но суть его выступления была именно в этом. Дебаты продолжались – и мне становилось ясно, что Шабир отрицает и отбрасывает без рассмотрения гораздо больше фактов, чем может позволить себе объективный исследователь. Он отрицал, что к Иисусу применили обычную процедуру распятия, хотя не объяснял, почему; отрицал достоверность рассказа о распятии у Иоанна, хотя сам признавал, что Иоанн наиболее точно придерживается известных нам исторических сведений о распятии; признавал, что немусульманские ученые по всему миру согласны, что Иисус умер на кресте, но парадоксальным образом отрицал, что распятие играет ключевую роль в их рассуждениях; игнорировал однозначные утверждения всех Евангелий о том, что Иисус умер, – и снова и снова отрицал и игнорировал важные факты, чтобы защитить свою точку зрения.

Дебаты продолжались – и мне становилось ясно, что Шабир отрицает и отбрасывает без рассмотрения гораздо больше фактов, чем может позволить себе объективный исследователь

Да, мы все были заворожены ораторским мастерством и риторикой Шабира, но, вслушиваясь в его аргументы, приходили к двум выводам: во-первых, его скептицизм не обоснован, во-вторых, к своей собственной позиции он подходит далеко не столь скептически! Такая непоследовательность явно исходила из предубежденности. Даже я, мусульманин, не мог этого не видеть и не понимать.

После дебатов Майк и Шабир разошлись по разным помещениям, чтобы поговорить со слушателями и ответить на их вопросы. Я медленно поднялся с места, разочарованный и смущенный, все еще переваривая все, что услышал. Около часа я ходил по холлу и обдумывал услышанное, а затем мы с Майком, Дэвидом и Гэри вместе отправились на парковку. Было холодно и темно; в бледном свете фонарей с наших губ срывались облачка пара.

Майк, повернувшись ко мне, сказал:

– Набиль, очень интересно было бы услышать, что ты думаешь. Если бы тебе предложили разделить между мной и Шабиром сто очков, кому бы сколько ты начислил?

– Зависит от того, за что начислять, – начал я. – Если речь о манере держаться и риторической убедительности, то Шабиру я бы дал восемьдесят, а тебе двадцать.

Майк пожал плечами.

– Что ж, спасибо за честность. В самом деле, я иногда запинался и не слишком гладко переходил от одного вопроса к другому. Но меня больше интересует аргументация. Что скажешь о ней?

Я немного подумал.

– Пожалуй, в этом ты выиграл, Майк. Тебе я дал бы шестьдесят пять очков, Шабиру тридцать пять.

– Отлично, Майк, отлично! – радостно воскликнул Гэри. – Два к одному в пользу воскресения с точки зрения думающего мусульманина! Выходит, Набиль, наша аргументация для тебя убедительна?

Я пожал плечами.

– Место для сомнений остается, но, говоря объективно, это в самом деле выглядит лучшим объяснением.

Дэвид не удержался от того, чтобы меня подколоть:

– И что, Набиль, ты уже стал христианином?

– В твоих мечтах! – рассмеялся я, пихнув его в плечо. – Мы еще не выяснили, называл ли Иисус себя Богом, а это для меня более важный вопрос. Кроме того, когда дойдет дело до ислама, вы встретитесь с по-настоящему мощными, нерушимыми аргументами. Воскресение – это единственный вопрос, в котором христианская аргументация превосходит исламскую.

Гэри взглянул на Майка так, словно не верил своим ушам.

– Единственное, что у нас есть – воскресение? Дружище, да нам ведь ничего другого и не нужно!

Еще несколько минут мы обсуждали дебаты на парковке, пока холод не напомнил нам, что пора расходиться по домам. Я обнял Гэри на прощание, не зная, когда снова его увижу. Майк пригласил меня на ежемесячные дискуссионные встречи у него дома, и я ответил, что постараюсь как-нибудь прийти. Мы с Дэвидом сели в машину – и проговорили о христианстве и исламе еще часа два.

Единственное, что у нас есть – воскресение? Приятель, да нам ведь ничего другого и не нужно!

Когда я наконец доехал до дома, в голове у меня кое-что прояснилось. Очевидно, думал я, христиане выложили передо мной самые сильные свои аргументы. Что же, они действительно сильны. Исторические свидетельства категорически указывают, что Иисус умер на кресте, а наилучшее объяснение событий вокруг его смерти – в том, что он воскрес из мертвых.