Искал Аллаха – нашел Христа. История бывшего мусульманина - [42]

Я чувствовал, что между моими сердцем и разумом пролегла трещина. Я словно разрывался надвое

Так что я не мог признаться Дэвиду в том, что его аргументы кажутся мне разумными. Да что там – не мог признаться в этом даже самому себе.

Комментарий эксперта, доктора Дэниела Уоллеса, профессора новозаветных исследований Богословской Семинарии Далласа, а также ведущего редактора и консультанта пяти переводов Библии, о Новом Завете читайте на стр. 391.

IV. Путь к кресту

Бог нуждался в пище, Бог уставал, проливал пот и кровь, а в конце концов был пригвожден к кресту?

Нет, этому нельзя поверить!

24. Лакмусовая бумажка

За следующую пару лет я пустил в УОД глубокие корни и присоединился ко множеству организаций и обществ, стремясь и жить как можно более полной студенческой жизнью, и улучшить свое будущее резюме. Помимо членства в нескольких клубах я стал президентом ораторской команды, руководил тренировками и отвечал за связь с отделом студенческой активности. Кроме того, я работал в отделе приема абитуриентов, готовил презентации в PowerPoint и проводил экскурсии по колледжу, когда у нас не хватало гидов. Из-за такого множества занятий я обзавелся целой толпой друзей-приятелей и больше не грустил в одиночестве.

Однако на всем протяжении учебы лучшим моим другом, разумеется, оставался Дэвид. Всякий раз, когда нечем было заняться в «окне» между лекциями, или наступал перерыв на обед, а мне не с кем было идти в столовую, первым делом я звонил ему. Почти со всеми друзьями я чувствовал себя свободно, но ни с кем не ощущал такой глубокой связи, как с ним. Оба мы были глубоко верующими – хоть и верили в разное; и это связывало нас на особенно глубоком и личном уровне.

Кроме того, вместе с Дэвидом я проводил почти все время на учебе – и в Гуманитарном корпусе, и в корпусах естественных наук. Мы регулярно виделись и часто вместе шли с занятий по естественным наукам, которые обычно проходили по утрам, на лекции в Гумкорпус.

Одна такая прогулка состоялась после лабораторной по химии. Мы с Дэвидом занимались химией в разных лабораториях и, встречаясь после семинаров, всякий раз хвастались друг другу своими успехами. Начинали мы с легких преувеличений, а дальше, стремясь перещеголять друг друга, состязались в том, кто расскажет более невероятную историю – и доходили до немыслимого полета фантазии.

В этот раз на лабораторной я произвел впечатляющее кислотно-щелочное титрование. Тема очень мне нравилась, я понимал ее интуитивно, прежде всего потому, что успех можно было определить «на глазок». Если не знаешь, кислота или щелочь у тебя получилась, все, что нужно – это опустить в раствор лакмусовую бумажку. Порозовеет – значит, кислота; приобретет оттенок пурпура – щелочь. Лакмус непогрешим, когда хочешь узнать, удачно ли прошел эксперимент.

После лабораторной я поджидал Дэвида снаружи, во дворе. Он запаздывал. Когда он наконец вышел, я тут же изложил ему свою историю.

– Представь, я сегодня за пятнадцать минут все на-титровал! Без лакмуса! Я просто глаз с пробирки не сводил, и вдруг – бац! – все! Ну, и тебя потом ждал.

– Да? А я просто вошел в лабораторию, взял две пробирки, с щелочью и с кислотой, поставил их рядом и велел: «Титруйтесь!» И повиновались они мне со страхом и трепетом. За минуту.

– Угу. А почему же ты опоздал?

– Целый час раздавал преподам автографы!

– И поэтому тебя так долго не было?

– Ага! Только поэтому!

Я подхватил рюкзак, и мы направились к Гуманитарному корпусу, а по дороге все подкалывали друг друга, выдумывая небылицы о своих дарованиях в химии. Эта короткая прогулка мимо библиотеки с большими светлыми окнами и приветливо журчащего фонтана всегда меня развлекала и приводила в какое-то особенно мирное и задумчивое расположение духа.

Наконец шутки стихли, и Дэвид вдруг посерьезнел и на вид даже забеспокоился. Все тревоги моего друга были и моими, так что я тоже перестал улыбаться.

– Эй, Дэйв! О чем задумался?

– Да так. Хочу тебя кое о чем спросить. Только мне нужен честный ответ, договорились?

По тону Дэвида я понял, что речь зайдет о чем-то необычном. Обычно он так со мной не разговаривал.

– Конечно, не вопрос. А что случилось?

– Вот мы сейчас с тобой прикалываемся и спорим о том, кому лучше дается химия. Прикольно, но бессмысленно. Не пойми меня неверно: это круто, что нам с тобой так весело. Но мы спорим только ради смеха – не для того, чтобы в самом деле понять, кто прав, или узнать что-то новое.

Я кивнул.

– Когда мы с тобой разговариваем о Библии и христианстве, это тоже весело и интересно, но я не могу отделаться от ощущения, что и там мы спорим просто ради развлечения. Понимаешь, о чем я? Меня не покидает мысль: что, если и наши беседы о вере – тоже просто «по приколу»?

– Что ты такое говоришь? Конечно, нет!

– Давай объясню так. Предположим, что христианство истинно. Просто вообрази себе на секунду, что все это правда: Иисус – и правда Бог, он умер на кресте за наши грехи и воскрес из мертвых. Он любит тебя и хочет, чтобы ты посвятил жизнь одной цели: следовать за ним и проповедовать его.

– Ладно. Предположим. Мне трудно такое представить, но допустим.