Исход - [19]

Во время первой игры он сделал меня подчистую, что неудивительно. Если бы не его общество, я бы померла со скуки. Я выбрасываю из головы эту мысль, пытаясь не обращать внимания на то, как он воздействует на меня с расстояния одного метра. Сидеть напротив него было нелегко. Меня утомляло бороться с электрическими разрядами, возникающими в его присутствии.

Ненависть к нему, как и влечение, продолжают расти. В присутствии Тобиаса я всегда зла и возбуждена. Когда я ловлю на себе его горящий взгляд, то замечаю, как он наблюдает за мной.

Дело не в его тактике запугивания или власти, которой он обладает. Дело в интимности, которую я ощутила в том поцелуе, и факте, что его слова и действия во всех смыслах ему противоречат.

Дважды я замечала, как он смотрит на меня с любопытством, и дважды он удерживал меня в заложниках своим янтарным взглядом. Но никто из нас не сказал ни слова по этому поводу.

Да и что тут скажешь?

Ни один из нас не хочет желать другого. Никто из нас не хочет чувствовать что-то кроме ненависти и презрения, но это влечение настолько сильное, очевидное и неприкрытое, что обескураживает.

Я буду чрезвычайно рада не признавать его до самого финала нашего соглашения. Но факт существования Тобиаса само по себе открытие. Он — сущая загадка. Если бы в тот день у бассейна он не пришел, я так бы и оставалась в неведении. Меня тревожит, что Доминик и Шон с такой легкостью держали его в секрете.

Отлично сыграно, ребята, отлично сыграно.

Эти мужчины искусно вводят в заблуждение и преподносят его под видом доверия. Но теперь, вспоминая начало, я вижу картину в целом. И на самом деле не знаю, что еще за всем этим скрывается.

— Это все равно невероятно, — говорю я и двигаю пешку, но ее тут же сметают. Тобиас предвидел все мои ходы с тех пор, как почти год назад пришел в мою жизнь.

— С чего бы? — Он прекрасно знает, о чем я говорю, и это еще сильнее выбивает меня из колеи. Предугадывание чужих мыслей — признак близости.

Я разочарованно вздыхаю. Придется выбирать слова. Вместо этого я решаю промолчать. Игры разума выматывают.

— Знаешь, — говорит он, понимая, что я не желаю обдумывать свой выбор слов, — когда забираешь украденное ворами, они не могут заявить об этом в полицию.

— Это мне известно, но ведь какие-то ответные меры они принимают?

— Да, по глупости и часто. — Он забирает моего коня. — И почему это невероятно? Разве ты не увидела достаточно?

— В некотором смысле да, но…

— Но что? Слишком не по себе от увиденного? В этом и заключается вся прелесть. Ты ни секунды не можешь поверить в то, что происходит у тебя на заднем дворе, и с этим осознанием смириться труднее всего.

— Верно.

Тобиас внимательно изучает мое лицо, и его янтарные глаза вспыхивают.

— Тебе ведь известно о существовании преступных группировок? Но ты никогда не оказывалась в таком окружении? Ни разу не становилась свидетелем перестрелки и не видела посвящения?

— Верно.

Он наклоняется и скрещивает на груди руки, сделав перерыв в игре.

— Ты веришь в существование картеля?

— Да.

— Мафии?

— Конечно.

— Почему? Потому что видела фильм «Славные парни»? — С улыбкой на губах Тобиас качает головой. — Но почему тебе так сложно поверить, что несколько людей объединились по причине, которую посчитали достаточно уважительной для оправдания крайних мер в попытке вызвать перемены?

— Просто это так…

— Когда тебя ввели в дело, ты была точно такой же несведущей, пока сама не увидела.

— Да.

— И ты только что призналась, что все это невероятно. Выходит, разумно предположить, что твое невежество разделяет большинство?

Обдумав сказанное, я киваю.

— Да, я так считаю.

— Для многих видеть — значит верить, а это чертовски убого.

— Мне говорили это сотни раз.

Тобиас улыбается, но я вижу в его глазах гордость. Гордость учителя.

— Шон.

Ты.

— Картели коррумпированы, — произношу я и делаю ход, — как и мафия.

Я смотрю ему в глаза.

— И еще… — Ты. И они всем этим занимаются: от шантажа и грабежей до мелких краж. Братство Ворона так же коррумпировано, так же выступает против закона, как и любая другая радикальная группировка. — Итак, это зло против меньшего зла?

Тобиас кивает, чтобы я сделала ход. Как только я его делаю, его ответный ход приносит ему преимущество в игре.

— Чем ты это оправдываешь? Что тебя отличает? Факт, что ты не причиняешь вред невинным людям?

— Если считаешь, что тебе не грозит опасность, то ты не такая умная, как я считал. Как только мы выбираем цель для уничтожения, то сами оказываемся под прицелом — все мы, без исключений. В подобных войнах нет правил для невинных. Боевые потери из-за объявления войны сводятся к людской порядочности. Независимо от того, хватает ли нашему противнику человечности, чтобы оставить невинных в стороне.

Он доказывает свои слова, сбив с шахматной доски мою пешку.

— Может, закончим игру?

— Нет, — быстро отвечает Тобиас. — Я в трех ходах от победы.

Я делаю ход, а он уже поднимает своего коня.

— Татуировка — очень глупая затея, тебе не кажется? Инкриминирующая. Как ты собираешься все это скрыть?

— У любого обвиняемого всегда есть бремя доказательства[4].

— Не слишком ли высокомерно звучит?