Исход - [29]

— Диана, старушка, я же о твоем счастье пекусь. Тебе пришлось так паршиво — Ангус умер, и все такое.

Он съел все картофельные чипсы из мисочки, которую она поставила перед ним, а к виски с содовой почти не притронулся. Младше ее на три года, теперь он выглядел хилым и постаревшим. В армию он ушел еще до войны, пропал после падения Сингапура, и после этого от него почти два года не приходило никаких вестей. Она считала его погибшим, а потом откуда-то просочились сведения, что он в лагере для военнопленных. Месяц назад он вернулся на родину после нескольких недель, проведенных в нью-йоркском госпитале, где, как он выражался, ему «дали нагулять жир». Одному Богу известно, как он выглядел до госпиталя. К братишке она была искренне привязана, хоть и убедилась, что соображает он так же медленно, как раньше.

— Дорогой, это тебе пришлось паршиво.

Она встала и подсыпала еще чипсов из пакета в мисочку перед ним, и он принялся за еду, не дождавшись даже, когда она уберет пакет.

— Мне лучше есть понемногу, но часто, — виновато улыбнулся он. — Второе меня вполне устраивает.

— И неудивительно, если ты голодал столько лет.

— Боюсь, я стал прожорлив, как свинья. — Он приподнял мисочку. — Мы обычно съедали по миске риса почти такого же размера в день.

— И больше ничего?

— Ну, иногда еще овощи, если удавалось вырастить или выменять их. Но в основном ели пустой рис. И воду, в которой он варился. Знаешь, все старались вырастить хоть что-нибудь, но японцы часто давили все наши посадки, катались прямо по ним на джипе. Вот так ждешь урожая, думаешь, что скоро уже пора собирать его, а тут тебе — опа! — Заметив выражение на ее лице, он добавил: — Да нет, не всегда они их давили. Только когда думали, что кто-то из нас зарвался, и хотели наказать нас за это. — Он полез в карман и достал блестящую новенькую трубку. — Ты не против, если я закурю?

— Конечно нет, дорогой.

Пока он разворачивал клеенчатый кисет, брал щепотку маслянистого табачного крошева, нетвердыми пальцами набивал чашу трубки, ей вновь пришло в голову, что у Эдварда, возможно, найдется для него какая-нибудь работа, и она всем сердцем пожелала, чтобы они поладили друг с другом. Проблем с Эдвардом, скорее всего, не возникнет, а вот с Джоном — почти наверняка. К мыслям и мнениям, какими бы они ни были, ее брат приходил с трудом, зато потом твердо держался их. Она не решилась объяснить ему, что это Эдвард «помог» ей взять в краткосрочную аренду квартиру в особняке с видом на Риджентс-Парк, где сейчас она жила с Джейми и Сюзан. И уж конечно не призналась, от кого родила дочь. Все это она объяснила Эдварду, чтобы он ненароком не дал маху. Господи, как ей хотелось отдохнуть наконец от всей этой скрытности, иметь приличный дом, в котором хватит места всем четверым детям, прислугу и, может, даже собственный автомобиль. Эдвард так и не сказал жене о своих намерениях, а без этого она никак не могла успокоиться, хоть и знала, что подгонять его бесполезно. Вместе с тем она всем сердцем тревожилась за брата, который, проведя четыре года в аду, вернулся, похоже, совсем неприспособленным к мирной жизни. Всю свою жизнь он служил в армии, которая теперь, после продолжительного отпуска, отказалась от него совсем. За несколько недель с тех пор, как он вернулся, Диана успела понять, насколько он слаб здоровьем: приступы малярии и какого-то непонятного расстройства пищеварения периодически возобновлялись и изнуряли его. И хоть об этом Джон не распространялся, она чувствовала, как он одинок и совершенно сбит с толку. Вот если бы он был женат! Но он не был. Одна или две девушки, с которыми, как ей помнилось, он встречался до войны, не дождались его, но теперь, когда повсюду вокруг избыток женщин, может, удастся подыскать ему жену. Умом он не блещет, однако он добрый и порядочный человек; с ним не то чтобы не соскучишься, но он будет заботиться о женщине, которая за него выйдет. Она понимала — ему так тоскливо, что следовало бы предложить переночевать у нее, но это будет означать, что Эдвард не сможет остаться. Или не будет означать ничего.

— А если его жена не даст ему развод? — Подумав немного, он продолжил: — Лично я бы не стал ее винить. Развод — это же не то, верно? Для себя я бы его не хотел.

— Ох, Джонни, не знаю! Эдвард, видимо, считает, что она согласится.

В дверь позвонили («Умничка, вспомнил, что у него якобы нет ключа»), и она, поднимаясь, чтобы открыть, предупредила:

— Только давай не будем заводить разговор об этом сегодня. Я просто хочу, чтобы вы с ним познакомились. Он угостит нас где-нибудь чудесным ужином. Мы все вместе хорошо проведем время.

Эдвард держался с ним на редкость обходительно: при желании он умел быть обаятельным как никто…

— Закажем бутылку шампанского — сегодня у меня день рождения, — сказал он, когда они отправились в «Плющ».

— Правда? Поздравляю, всех благ.

— Он всегда говорит, что у него день рождения, когда хочет шампанского, — объяснила она.

— То есть если не день рождения, шампанского не подадут?

— Ох, Джонни, ну конечно подадут. Это просто шутка.

— Шутка. — Он ненадолго задумался. — Виноват. Кажется, сути я так и не уловил.