Исход - [160]

В первый вечер, оставшись одна в доме, где о существовании сестры напоминал только слабый, но терпкий аромат «Вечера в Париже», она выпила три большущих порции джина и устроила настоящую оргию — поставила Брамса на граммофоне. Перед тем как лечь — без ужина, возиться с которым ей так и не захотелось, — она открыла окна на первом этаже, чтобы выветрился запах, от которого ее определенно тошнило. Февраль выдался морозным. Пришлось вставать среди ночи и закрывать окна.

Она так вымоталась, работая, занимаясь домом и опекая Иви, что решила встать попозже и долго валялась в постели, слушая новости. На время болезни Иви потребовала перенести радиоприемник в ее спальню, но когда ей полегчало, Сид забрала его обратно. Главной новостью стало объявление, что к июню 1948 года Британия покинет Индию. В палате общин разразилась гроза в связи с решением Эттли сместить с поста лорда Уэйвелла и назначить вместо него лорда Луиса Маунтбеттена, поручив ему осуществлять надзор за переходом индийского доминиона к самоуправлению. Мистер Черчилль, как лидер оппозиции, метал молнии, но так и не добился от мистера Эттли никаких уступок. Сид задалась вопросом, понимает ли последний, что он творит. Несмотря на национализацию угольных шахт, дефицит угля ощущался остро; нормы продуктов по карточкам снова сильно урезали, разве что стали выдавать на два пенса больше говяжьей солонины в неделю. Это была зима забастовок, отключений электричества и других лишений для страны-победительницы.

Весь день, пока Сид, не испугавшись мороза, ходила за покупками, забивала еще порцию газетной бумаги в щели старых оконных рам, чтобы избавиться от самых сильных сквозняков, готовила себе один за другим горячие напитки, чтобы согреться, она терялась в догадках, почему не чувствует радости теперь, когда Иви наконец уехала. Ей следовало бы ликовать, а она все глубже погружалась в трясину уныния, и от еды ее воротило. Даже когда ей казалось, что она голодна, и она пыталась что-нибудь съесть, ничего не получалось. Ее тошнило, к вечеру началась изматывающая головная боль, поднялась температура. Она улеглась в постель, а на следующий день ей стало намного хуже. Настолько, что она не смогла даже спуститься в цокольный этаж на кухню, и весь день обходилась водой из стакана для зубных щеток, набирая ее в ванной.

Позднее, она не знала точно, насколько, но, кажется, дня через два или три, в дверь позвонили, и не один раз. Безумная мысль, что это Рейчел, выгнала ее из-под одеяла, заставила дотащиться до входной двери, и она увидела на пороге закутанную выше подбородка Дюши с букетом подснежников.

— Я проходила мимо сегодня утром, — сказала она, — увидела у вашей двери молочные бутылки и подумала, что вы, может быть, нездоровы, если не забрали их. Сид, дорогая моя!

Знакомое лицо, добрый, спокойный голос, который сразу же стал встревоженным, — всего этого она не вынесла. И рухнула на стул в холле. Ей удалось выговорить, что она нездорова, а потом, должно быть, она лишилась чувств, потому что следующее, что помнила, — как сидит, свесив голову ниже колен, и слышит, что Дюши разговаривает по телефону.

— Я позвонила врачу, — сообщила она. — Как вы думаете, мы сможем общими усилиями довести вас до постели? Дорогая, надо было сразу же позвонить нам, ведь мы совсем рядом и примчались бы моментально.

Даже в том состоянии она заметила, что Дюши не упомянула имени Рейчел.

Дюши дождалась, когда приедет врач, который определил, что у Сид желтуха, и заварила чайник очень слабого чая.

— Увы, без молока, — сказала она. — Но выпить горячего вам сейчас полезно.

И ушла, пообещав вернуться завтра.

— Только дайте мне ключ, — попросила она, — чтобы не заставлять вас вставать.

Но пришла не она, а Рейчел, и не на следующий день, а позднее вечером. Она принесла банку супа и фрукты, душещипательного воссоединения не вышло. Сид было слишком худо, она не смогла выказать ни удивления, ни удовольствия, а Рейчел, по-видимому, намеревалась заботиться о ней в точности так же, как если бы последние несколько месяцев они встречались каждый день. Рейчел принесла чистые простыни и перестелила ей постель, набрала в тазик горячей воды и умыла ее, бережно расчесала ей волосы. Потом подогрела суп и убедила ее выпить немного бульона.

— Постарайся не говорить, дорогая, — попросила она. — Я понимаю, насколько ты слаба. У одной из сестер в «Приюте малышей» была желтуха, она ужасно мучилась. Я приготовила тебе ячменный отвар: врач говорит, тебе надо пить как можно больше.

Когда Сид проснулась на следующее утро, Рейчел была все еще у нее, и стало ясно, что ночь она провела в комнате Иви.

— Нельзя было оставлять тебя одну, — объяснила она.

Рейчел выхаживала ее несколько недель. От болезни Сид некрасиво пожелтела и так ослабела, что часами лежала, гадая, хватит ли ей сил отвести волосы со лба. Из Рейчел получилась чудесная сиделка. О недавнем расставании они не заговаривали, только однажды, когда Сид попыталась выразить благодарность, Рейчел мучительно покраснела и ответила:

— Ты даже не представляешь, какое это для меня удовольствие — сделать для тебя хоть что-нибудь.