Ищите интонацию. Сборник коротких рассказов - [21]

И так-то тепло стало у меня на душе! Я зримо представил фотоны человеческого добра, летящие по коннекторам мобильной связи на мой личный праздник. Ощутил поздравительную интонацию виртуальных адресатов как дружеский привет из собственного будущего!

До вечера мне дарили подарки и говорили добрые слова. Заздравная почта утреннего дисплея украсила наступивший День рождения радугой благого человеколюбия.

И пусть крохотный атом моего «я» появился на свет много лет назад, сегодня произошло иное событие – рождение личности. Личности, свободной от скверны недоверия и пошлой подозрительности (ах, кабы чего не вышло!). Личности, ощутившей соприсутствие Бога, Его неизреченную милость и доброту как высшую правду о назначении человека!

Ссора

«Как нехорошо, как нехорошо!..» – повторял он, чувствуя, что теряет последние рубежи самообладания, рубежи, за которыми можно уберечься от «трассирующих очередей» словесного человеческого гнева.

Он видел, как его редуты, некогда стройные и сверкающие на солнце длинными, изящными стволами орудий, превращаются в кипящую лаву неуправляемой материи. И тогда (да, это произошло именно тогда) его подсознание протрубило последний смертельный сбор. Бессмысленный и беспощадный одновременно…

– Какое сегодня число? Как хорошо, когда никого нет рядом, не надо обмениваться словами, не надо тратить взгляды на пустую болтовню умов, а можно просто, как сейчас, лежать и смотреть в небо, пересчитывать облака и ни о чём, совершенно ни о чём не думать…

Что произошло? Почему надо мною так много неба? И ещё какой-то мёртвый запах? А где Маша? – ему вдруг припомнилось, как оба они, ненавидящие друг друга и перепачканные липкой крикливой грязью, метались по дому. Как падали и разбивались их любимые предметы и понятия. Две ветхие интеллигентные кожицы валялись в ногах, разорванные шпорами и каблуками, заваленные осколками битой словесной керамики и хлопьями сажи из выжженных сочинений о будущем.

«Боже мой, мы с Машей опять поссорились!» – где-то в самой глубине мозга вспыхнул бледный огонёк памяти о случившемся. И тотчас небо стало серым, а вместо облаков угол зрения заполнила одна густая фиолетовая туча. Вот-вот прольются слёзы; слёзы человека, растоптавшего собственное благополучие…

И причём тут Маша? Да, она была не права, по-женски эгоистична и вздорна, ну и что? Кто дал мне право мои красавцы-редуты отдавать на растерзание обиженному самолюбию? Почему ребро (всего-то одно ребро!) стало палкой, а вернее, нунчакой в умелых лапках злобного карлика-беса и снесло первым же ударом добрую половину моих полушарий?!

Действительно, вскоре хлёсткий солёный дождь промыл глазницы.

Мёртвое озеро житейской смуты осияла разноцветная радуга, а над водой показалась маленькая крылатая фигурка. Она парила очень-очень далеко и в деталях была совершенно неразличима. Но он знал, что это… конечно, это была его Маша!

Помните знаменитую фразу из кинофильма «Берегись автомобиля»: «Зритель любит ходить на детективы, приятно чувствовать себя умнее автора».

Что ж, хорошая ссора даже на плохой детектив не тянет. Всем всё ясно заранее. Как говорится: «Милые ругаются – только тешатся!»

Тешатся?

Нет, не тешатся они – злобу чужую тешат!

Мы знаем: добро должно побеждать зло, иначе мир рухнет. Вот только искусанный злобой победитель порой пугливым становится. Будем помнить об этом…

Старая фотография

Передо мной открытка со старой фотографией на обложке. Эту драгоценную открытку я привёз с Кубы четыре года назад. С тех пор все четыре года всматриваюсь и пытаюсь мысленно включиться в разговор, на ней запечатленный.

Два мудреца, Эрнест Хемингуэй и Фидель Кастро, увлечённо беседуют среди рыбацких сетей и судовых канатов. Какая-то смуглая женщина на дальнем плане варит им кофе. Фотография помечена 1960-ым годом…

Молодой, тридцатичетырёхлетний Кастро, окрылённый годовщиной победы революции на Кубе, и старик Хэм за один год до самоубийства… О чём могли так заинтересованно говорить два великих современника? Положим, Кастро был интересен Хемингуэю как личность, перевернувшая уклад огромного острова. Хэм наверняка умом и нюхом писателя понимал, что остров Куба – это только взлётная полоса Кастро, его земная роль шире. Он видел в Кастро восходящее солнце. Хэм прожил трудную жизнь и не был легкомысленным Икаром. Но сейчас, стоя в двух шагах от Солнца, он не страшился попалить свои крылья. А молодой мудрец Фидель, чуть прикрыв глаза, чтобы не выдать внутреннее волнение, пил из уст Хемингуэя коллекционное вино мудрости, так необходимое молодому революционеру.

Уж не знаю, «винный ли сбор» великого литератора оказал влияние на великого реформатора, или что ещё, но (друзья мои!) Фидель провёл революционные преобразования в стране так, как нашим ленинцам учить-не переучить. После свержения проамериканского режима Батисты в 1959-ом году, новая кубинская власть не репрессировала НИ ОДНОГО человека. Более того, имущество, которое имели зажиточные кубинцы, было сохранено и не экспроприировано. Фидель сказал: «Хотите – оставайтесь и будем вместе строить новую Кубу, хотите – уезжайте!» Как у нас говорят: «Скатерью дорога!» Многие тогда покинули остров Свободы, но не многие из них остались живы. Власть, разрешив бегство, ни в чём, естественно, беглецам не помогала. У кого-то были свои катера, лодки, кто-то просто вязал плоты. Все бежали в США. Но море часто штормило. Утлые судёнышки с «мигрантами» переворачивались. Говорят, даже акулы вскоре приметили этот печальный фарватер и ждали новые и новые партии беглецов. А тут ещё вожделенной Америке надоело возиться с кубинскими перебежчиками, и она придумала «Правило сухой ноги». Что это такое: навстречу кубинцам, пытающимся пристать к американскому берегу, была развёрнута специальная бригада полиции, которая поворачивала все плавсредства обратно, нимало не заботясь, что с ними станется. Лишь крохи беглецов умудрялись обмануть кордон и пристать к берегу. На них-то и распространялось правило: человека, который смог коснуться американского берега хоть одной ногой, полиция не трогала и принимала как беженца.