Исчезновение Стефани Мейлер - [27]

— Что-то она больно часто писает, — шепнул он коллеге, высунувшись в окошко. — Уже третий раз сегодня.

— Может, у нее месячные, — ответил тот.

— Или пальчиком работает, мечтает о Гулливере.

Оба прыснули.

— А тебе надо, чтобы она о тебе мечтала, что ли? Она же с прибабахом, не видишь?

Другой проблемой смешанного личного состава стала раздевалка. Во всем здании была только одна большая раздевалка, с душами и шкафчиками; здесь полицейские могли переодеться перед началом и после конца смены. В результате моего появления доступ в раздевалку для всего мужского населения оказался закрыт, притом что я об этом вовсе не просила. Шеф полиции Гулливер повесил на дверях, под гравированной металлической табличкой раздевалка, бумажку с надписью «женская». «Раздевалки для мужчин и женщин должны быть раздельные, так полагается, — объяснил Гулливер ошарашенным полицейским. — Мэр Браун требует, чтобы Анне было где переодеться. Стало быть, отныне, господа хорошие, вы будете переодеваться у себя в кабинете». Все дружно заворчали; я сказала, что лучше сама буду переодеваться в кабинете, но Гулливер не согласился: «Того гляди, парни застанут тебя в трусах, мне только этих историй не хватало для полного счастья. — И добавил с сальным смешком: — И вообще, штаны держи застегнутыми на все пуговицы, смекаешь, что к чему?» В конце концов был найден компромисс: мы решили, что я буду переодеваться дома и приезжать на службу прямо в форме. Все остались довольны.

Но назавтра, не успела я выйти из машины на служебной парковке, как Гулливер вызвал меня к себе в кабинет.

— Анна, я не хочу, чтобы ты разъезжала в форме на личной машине.

— Но на работе мне негде переодеться, — сказала я.

— Знаю. Поэтому хочу предоставить в твое распоряжение одну из наших немаркированных машин. Когда ты в форме, езди на ней.

Так я оказалась обладательницей служебного авто — черного внедорожника с тонированными стеклами и скрытыми маячками над лобовым стеклом и за решеткой радиатора.

Но я не знала, что в автопарке полиции Орфеа всего две такие машины. Одну шеф Гулливер забрал в свое личное пользование, и вторая, стоявшая на парковке, была вожделенным сокровищем для всех моих коллег. И теперь это сокровище выделили мне, что, естественно, вызвало всеобщее раздражение.

— Почему ей привилегии? — возмущались коллеги на стихийном собрании в комнате отдыха. — Не успела явиться, а уже на особом положении.

— Выбирайте, парни, — сказала я, когда они ввалились ко мне. — Хотите, берите себе машину и отдайте мне раздевалку. Меня это вполне устроит.

— Да чего ты тут ломаешься, просто переодевайся в кабинете! — возразил кто-то. — Боишься, что ли? Мы тебя не изнасилуем.

Из-за этой машины случился мой первый невольный конфликт с Монтейном. Он уже давно на нее нацелился, а я ее увела у него из-под носа.

— Она должна была быть моя, — ныл он у Гулливера. — Я помощник или что? Ты меня на посмешище выставил!

Но Гулливер объяснил ему причину отказа:

— Слушай, Джаспер, я понимаю, ситуация непростая. Для всех и для меня первого. Поверь, я бы без этой дамы прекрасно обошелся. Женщины всегда создают напряжение в команде. Вечно что-то кому-то доказывают. Я уж не говорю про то, что, когда она забеременеет, нам придется выходить на сверхурочные, чтобы ее заменять!

Неприятности шли одна за другой. После проблем логистики под вопросом оказались мои знания и навыки. Я занимала пост второго помощника шефа полиции, созданный специально для меня. Официальная версия сводилась к тому, что Орфеа растет и развивается, у городской полиции прибавилось работы, ее штат вырос и появление в руководстве третьего человека позволит немного разгрузить Гулливера и его помощника Джаспера Монтейна.

Первым делом меня спросили:

— Зачем им понадобилось создавать для тебя специальный пост? Потому что ты женщина?

— Нет, — возразила я. — Они сначала создали пост, а потом стали искать, кто его займет.

Потом все обеспокоились:

— А если тебе придется драться, как мужику? Ты ведь женщина, одна в патрульной машине. Ты можешь задержать какого-нибудь парня в одиночку?

— А ты можешь? — в свой черед спросила я.

— Конечно.

— Так почему я не смогу?

Наконец меня попытались оценить:

— У тебя есть опыт оперативной работы?

— У меня опыт работы на улицах Нью-Йорка.

— Это разные вещи, — возражали мне. — Ты в Нью-Йорке чем занималась?

— Была переговорщиком в группе чрезвычайных ситуаций. Выезжать приходилось постоянно. Захваты заложников, семейные драмы, угрозы убийства.

Но коллеги пожимали плечами и твердили:

— Нет, это совершенно разные вещи.

* * *

Первый месяц я работала в паре с Льюисом Эрбаном, пожилым потрепанным полицейским; он собирался в отставку, и я должна была занять его место. Я быстро привыкла к ночному патрулированию на пляже и в городском парке, к протоколам ДТП, к выездам на потасовки после закрытия баров.

Но если в оперативной работе я быстро показала себя и как старший по званию, и как участник операций, то бытовые отношения складывались с трудом: пошатнулась сложившаяся к тому времени иерархия. Долгие годы Рон Гулливер и Монтейн были неким двуглавым начальством: два волка во главе стада. В октябре следующего года Гулливер выходил в отставку, и считалось, что его место займет Монтейн. К тому же именно Монтейн фактически заправлял всем в местной полиции, Гулливер лишь делал вид, что отдает приказы. Гулливер был человек, в сущности, симпатичный, но плохой руководитель; Монтейн вертел им, как хотел, и уже давно возглавил командную цепочку. Но теперь все изменилось: после моего вступления в должность второго помощника мы командовали втроем.