Исчезновение Ивана Бунина - [37]

– Я позвоню Литвинову завтра утром. Но до этого хочу встретиться с Лагерквистом. Еще не все потеряно. А пока съездите в посольство и привезите мне «Жизнь Арсеньева». Надо перечитать этого проклятого Бунина.

Коллонтай решила освежить в памяти впечатление от сочинений ненавистного эмигранта. Кое-кто из шведских академиков уверял ее, что «Жизнь Арсеньева» стоит в одном ряду с Илиадой, «Божественной комедией», «Фаустом» и прочими шедеврами мировой литературы, и называл Бунина современным гением российской словесности!

Произведения Бунина были включены в список запрещенной литературы, о чем ей не преминул напомнить культурный атташе посольства. Она тогда возразила, что для победы над врагом его надо как минимум узнать. Томик Бунина лег на ее ночной столик.

Глава 19

Стокгольм, февраль 1933

Александра Коллонтай сидела в массивном кресле с подставкой, служившей столиком для письма, и отвечала на корреспонденцию. Она ждала Лагерквиста. Время от времени у нее кружилась голова, но она не считала это помехой для работы.

Как всегда, пришло много писем от старых друзей и полузабытых знакомых, умолявших ее походатайствовать за них перед высшими советскими руководителями. Коллонтай оставляла их обращения без внимания. Она знала, что давно утратила в Москве кредит доверия, и ее вмешательство никому не поможет.

Сын Миша делился московскими новостями. Разумеется, он писал шифрованным языком. Ему скоро сорок, а он все еще рядовой советник Наркомата внешней торговли. Не может ли мама посодействовать его продвижению?

Он также сетовал, что его Володя почти не видит бабушку. Он знал, о чем говорит. В прошлом Александра Коллонтай призывала женщин к раскрепощению и эмансипации, для чего им в первую очередь следовало освободиться от семейных пут. Разъезжая по миру, она и не заметила, как вырос сын. Та же история повторялась теперь с внуком.

На пороге появилась помощница и сообщила, что ее срочно просят к телефону.

– Опять! Ни минуты покоя, – проворчала Коллонтай.

Ей без конца звонили. Коллеги из других посольств справлялись о ее самочувствии и желали скорейшего выздоровления. Коллонтай и не догадывалась, что у нее так много друзей среди дипломатов. Звонили и члены Шведской академии, вне зависимости от того, какой позиции придерживались по бунинскому вопросу.

Все слали Коллонтай цветы, и ее палата напоминала оранжерею. Повсюду стояли вазы с розами всех цветов и оттенков. Мексиканский посол отправил коллеге изумительной красоты кактусы из личной коллекции, составлявшей предмет его гордости. Глядя на них, Коллонтай вспоминала свою не слишком счастливую жизнь в Мексике. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы вернуться в Европу.

Весть о болезни Коллонтай попала в мировую прессу, и нобелевский лауреат, норвежец Кнут Гамсун прислал ей красноречивую телеграмму из Берлина, куда перебрался после Нового года:

«Дорогая Александра Тчк Выздоравливайте Тчк Я счастлив быть в столице Рейха Тчк По улицам шагают блондины исполины Тчк Да здравствует победа немецкого народа над иудобольшевиками Тчк Слава Адольфу Гитлеру»

Если раньше Коллонтай и испытывала сомнения относительно политических взглядов Гамсуна, то после чтения этих строк они рассеялись. Даже самая престижная литературная премия, поняла она, не защищает лауреата от глупости и подлости. Действительно, нацистов поддерживали многие интеллектуалы. На стороне Гитлера оказались не только малограмотные безработные и мечтающие о реванше демобилизованные солдаты. Нацизму, проявляя юношеский энтузиазм, симпатизировали врачи, юристы и видные ученые.

– С вами желает поговорить наш полпред в Париже, – отчеканила верная помощница, зная, что Коллонтай не расположена отвечать на звонки.

– Передайте мне трубку, – согласилась Коллонтай, которую связывали с Довгалевским дружеские отношения. – Но больше до обеда я ни с кем говорить не буду.

После краткого обмена любезностями – Довгалевский даже не спросил, как она себя чувствует, – парижский полпред сказал, что звонит из телефонной кабины ресторана «Ротонда». Обычно он делал это, когда хотел избежать прослушки. Довгалевский заметно нервничал, и это ее обеспокоило.

За ним, как и за всеми советскими дипломатами, неусыпно следили агенты Менжинского. «Ротонда» давно стала для Довгалевского вторым рабочим кабинетом.

– У меня есть новости. Они касаются нас обоих, – понизив голос, сказал он. – Новости тревожные. Боюсь, будет много шума.

– Я слушаю, – ответила Коллонтай, от которой не укрылось смятение посла. – Я вас слушаю, – повторила она в напряженную пустоту.

Примостившись на табурете в телефонной кабине, Довгалевский через узкое окошко оглядел зал ресторана. Еще раз проверил, плотно ли закрыта дверь, и на всякий случай прикрыл рот рукой.

– Вы меня слышите? – спросила Коллонтай.

– Да, да, я вас слышу!

– Так что случилось?

Посол набрал в легкие воздуха и постарался унять дрожь в руках.

– Иван Бунин исчез, – наконец выдавил он.

– Как исчез? Что вы сказали? – От неожиданности у Коллонтай перехватило дыхание.

– Этот паршивый антисоветчик пропал. Его похитили. Вместе с женой.

Александра Коллонтай едва не выронила телефонную трубку. Голову словно сжало тисками. Худшее, что могло случиться, случилось. Все ее усилия пошли прахом. На сцену все-таки вышло ОГПУ.