Исчезновение Ивана Бунина - [21]

Почему Сталин уделяет столько внимания этому опереточному контрреволюционеру, хотя его должны волновать куда более важные проблемы, связанные с международной обстановкой? Может, кто-то сообщил ему новые неожиданные сведения, не известные Литвинову? Или, что еще хуже, какой-нибудь ретивый служака, желая продемонстрировать вождю свое рвение, наплел ему невесть что?

Перебирая в уме возможные варианты, Литвинов признался себе, что в свое время, возможно, недооценил значение этого дьявола Бунина, из-за которого ему теперь предстоит столкнуться с серьезными неприятностями.

Судя по всему, решение Нобелевского комитета о присуждении очередной премии по литературе приобрело в глазах советского вождя исключительную важность, хотя прежде он относился к этой капиталистической институции с демонстративным равнодушием, если не презрением. Согласно официальной позиции, одним из главных ретрансляторов которой выступал Литвинов, Шведская академия занималась исключительно пропагандой буржуазной идеологии и контрреволюционных ценностей.

Коммунистическая пресса не уставала ее клеймить, и вот, несмотря на это, вдруг всплыл вопрос о Бунине. Литвинов не понимал, как он, блестящий специалист и главный советник Сталина в области международных отношений, мог упустить из виду этот резкий поворот. О чем он только думал?

Пока Литвинов сидел в приемной, ему бросилось в глаза, что заведующий секретным отделом явно не в лучшем расположении духа: холодно поздоровавшись с наркомом, он больше не обмолвился с ним ни словом. Вызывавший всеобщий трепет, всесильный Александр Поскребышев получил свой пост не только благодаря уму и трудоспособности, но в первую очередь – благодаря безграничной преданности Сталину.

Нарком решил, что молчание Поскребышева не предвещает ничего хорошего. Обычно тот вел себя с Литвиновым более любезно, мог рассказать незатейливый анекдот или просто поговорить о погоде. Иной раз он даже заводил с Литвиновым разговор о тех или иных аспектах внешней политики, которой живо интересовался.

Сам Сталин, бывая в легком подпитии, заявлял, что выбрал себе в помощники лысого и уродливого, как Квазимодо, коротышку Поскребышева с единственной целью – наводить страх на остальных сотрудников. Именно Поскребышев готовил заседания политбюро и сам на них присутствовал. Этот человек обладал феноменальной памятью. Каждый нарком знал, что поведение Поскребышева – верный барометр, позволяющий судить о степени расположения или нерасположения вождя.

Литвинов успокаивал себя: не может быть, чтобы его положение главы Наркомата иностранных дел было поколеблено из-за такого малозначительного эпизода, как история с этим контрреволюционным писакой! Он убедил себя не обращать внимания на настроение Поскребышева.

Ему не терпелось встретиться со Сталиным, чтобы поскорее прояснить ситуацию и рассеять возможные недоразумения. Литвинов верил в свое предназначение, не без гордости вспоминая путь, который проделал, чтобы занять свой высокий пост, обойдя многих партийных бонз, мечтавших о том же.

Максим Литвинов (настоящее имя – Меер-Генох Валлах-Финкельштейн) родился в семье еврейского торговца. Вступил в партию Ленина практически с первых дней ее существования. После Октябрьской революции работал в Наркомате иностранных дел, постепенно продвигаясь по служебной лестнице, пока в 1930 году не был назначен его главой. Этот буржуа, затесавшийся в пролетарский стан, сменил на посту наркома Георгия Васильевича Чичерина, в свое время оказывавшего ему покровительство.

Литвинов слыл непревзойденным мастером дипломатического маневра и руководил переговорами, имевшими целью официальное признание СССР со стороны Соединенных Штатов Америки. Переговоры имели все шансы завершиться успехом благодаря неожиданно проявленной решимости нового главы Белого дома Франклина Рузвельта, избранного в ноябре и имевшего репутацию друга Советского Союза.

Может, эта история с Нобелевской премией, гадал Литвинов, – не более чем сиюминутная прихоть Сталина? На следующей неделе у него появятся новые заботы, и он забудет об этом писателе.

Литвинов окинул взглядом украшавшие приемную картины. Его не могли впечатлить поделки придворных живописцев – примитивные и однообразные полотна, которыми были увешаны залы и коридоры роскошных кремлевских дворцов.

Живописи в его стране явно грозило вырождение. В короткий срок образцом советского искусства стала бездарная мазня, изображавшая мускулистых рабочих с тяжелыми молотами и ловко орудующих серпами сытых колхозников с улыбками на лицах.

Верный проводник политики своего государства, Литвинов требовал от подчиненных, чтобы они неустанно пропагандировали в мире новейшие достижения советского искусства. Для величия СССР было крайне важно показать, что его граждане довольны жизнью.

Все эти маляры и в подметки не годились Марку Шагалу – тоже еврею по происхождению, – полотнами которого восхищался Литвинов! Он мечтал вернуть художника в Россию, тем самым доказав Западу, что в его стране по-прежнему существует свобода творчества. Однако свои эстетические пристрастия нарком держал при себе, тем более что пока никаких предпосылок для возвращения Шагала из эмиграции не просматривалось.