Исчезновение Ивана Бунина - [19]

Манто из каракульчи, шевровые сапожки с отворотами – посол Советской Республики, само воплощение элегантности, направилась к двери. Сегодня шведская зима ее не пугала.

– Желаю приятно провести время! – попрощалась с ней помощница.

Глава 10

Чуть ежась от холода, Коллонтай перешла на другую сторону заснеженной аллеи, где ее ждал роскошный «паккард». Было сыро, но снегопад, к счастью, прекратился.

– В парламент, – скомандовала она невозмутимому шоферу.

Через несколько минут автомобиль с дипломатическими номерами остановился возле величественного здания риксдага, где заседало Законодательное собрание, тон в котором с недавнего времени задавали социал-демократы, также возглавившие правительство, сформированное меньшинством. Они победили на последних выборах, пообещав народу лучшее будущее.

Премьер-министр Пер Альбин Ханссон испытывал к Коллонтай вполне дружеские чувства. Его личной симпатии не мешали даже сложные отношения с Советской Россией, сложившиеся в результате драконовских мер, принятых большевиками после революции. Ханссон не упускал возможности напомнить советскому полпреду о том, что имущество богатейших капиталистов, в том числе членов знаменитой семьи Нобеля, было экспроприировано, а их предприятия национализированы.

Коллонтай велела шоферу подъехать к главному входу и вручила ему записку, адресованную премьер-министру:

– Побыстрее, пожалуйста. Мы опаздываем.

– Да-да, – кивнул шофер и направился к охранному посту.

В записке говорилось, что советский посол просит премьер-министра о срочной аудиенции. Это решение Коллонтай приняла в тот же вечер в надежде обойтись без протокольных формальностей. Ханссон любил подобные незапланированные встречи и охотно на них соглашался.

В глазах стокгольмской буржуазии Пер Альбин Ханссон и его соратники считались вполне респектабельными политиками. В отличие от коммунистов, которым удалось-таки провести в парламент с десяток депутатов, мирные социал-демократы исповедовали реформистский подход, что устраивало шведов, равнодушных к пламенной проповеди о классовой борьбе и диктатуре пролетариата.

Для улучшения условий жизни рабочих и крестьян социал-демократы предпочитали действовать парламентскими методами, что вызывало у Александры Коллонтай уважение. Думая о том, каким хаосом обернулись события в Советской России, она порой приходила к выводу, что Ханссон и его сподвижники, возможно, избрали наиболее разумную стратегию.

Коллонтай в последний раз посмотрела на здание парламента – хорошо бы премьер-министр откликнулся на ее просьбу о встрече – и велела шоферу везти ее в таверну. Тот удивился: начальница не часто покидала богатые кварталы столицы, где у нее было много любимых мест.

Прежде чем тронуться с места, шофер покосился на ее отражение в зеркале заднего вида. Интересно, что за мысли бродят у него в голове? Она подозревала, что он состоит на службе в ОГПУ, как и прочие сотрудники посольства, по срочному распоряжению правительства недавно переведенные в Стокгольм.

Теперь она не сомневалась, что за ней постоянно следят, фиксируя каждый ее шаг. Это ощущение не покидало ее ни на минуту, но она с ним смирилась. Это было унизительно, особенно для политического деятеля ее уровня – достаточно вспомнить, что в первом правительстве Ленина она занимала пост народного комиссара государственного призрения. Славное было время.

Лагерквист пригласил ее в таверну «Ден Юллене Фреден» на улице Эстерлонггатан, в самом сердце старинного стокгольмского квартала, вдали от мест, посещаемых фешенебельной публикой. По телефону он подчеркнул, что там никто не помешает им обсудить интересующий обоих вопрос.

Лагерквист заверял Коллонтай, что «Ден Юллене Фреден» – приличное заведение. Этот второразрядный на вид ресторанчик, объяснил он, чрезвычайно популярен среди стокгольмской богемы, а в последнее время там все чаще появлялись эмигранты из берлинцев, успевшие покинуть Германию до того, как к власти в стране пришли нацисты.

Хозяин ресторанчика – приятель Лагерквиста – предлагал посетителям кухню, основанную на гармоничном сочетании французских и шведских кулинарных традиций. «Скандинавия и высокая кухня?» – удивлялась про себя Коллонтай, слушая рассказ писателя об истории таверны.

Обаятельный Лагерквист весь день занимал ее мысли, но намерений шведа Коллонтай пока не понимала. Тем не менее в ее душе еще жила надежда, что встреча с ним не только поможет уладить дело Бунина, но и позволит завязать более прочные отношения и вырваться из одиночества, переживать которое становилось все труднее.

Но что, если она тешит себя пустыми иллюзиями? И напрасно ждет от Лагерквиста подсказки, что же делать с Буниным? Правда ли он способен предложить ей какой-либо нестандартный ход? Коллонтай давно не оказывалась в таком затруднительном положении.

К тому же – верх неосторожности с ее стороны – некоторое время назад она отправила наркому Литвинову не совсем правдивый отчет. Чтобы произвести на него благоприятное впечатление, она слегка приукрасила факты. Причины для беспокойства нет, писала она, ситуация у нее под контролем. Блеф оставался в руках посла Советского Союза опасным оружием, и порой она им злоупотребляла.