Исчезновение Харухи Судзумии - [47]

Это было первое, о чём я подумал, открыв глаза.

Потолок был белым, а значит, я находился не у себя дома. Ослепительный оранжевый закат красил стены, белые, как и потолок, во всевозможные цвета. Знать бы, утро это или вечер.

— Вот тебе на.

Для только-только приходящего в себя сознания этот голос был такой же отрадой, как церковный звон для глубоко верующего.

— Наконец-то ты очнулся. Похоже, спалось тебе неплохо.

Я повернулся посмотреть на владельца голоса. Парень сидел на стуле рядом с моей кроватью, и держал в руке яблоко, очищая его кухонным ножом. Чирк, чирк. Шкурка яблока медленно отлеплялась и свисала вниз.

— Надо бы сказать «с добрым утром», но ведь солнце уже садится, — Коидзуми Ицуки одарил меня своей мягкой улыбкой.

Коидзуми положил очищенное яблоко на поднос, и поставил его на стол у изголовья кровати. Потом он взял ещё одно яблоко из бумажного пакета, и, улыбнувшись, сказал мне:

— Слав богу, ты, наконец, очнулся. Я совершенно не представлял, что делать. Ах… Какой-то у тебя растерянный взгляд. Ты меня узнаешь?

— Это я тебя хотел спросить. Ты меня знаешь?

— Странный вопрос. Конечно, знаю.

Что это был за Коидзуми — можно было сказать по одному взгляду на его форму.

Он был в тёмно-синем костюме, а не в чёрном пиджаке.

Это была форма «северной старшей».

Одна из моих рук лежала над одеялом. Сверху к ней подходил проводок от пакетика с какой-то жидкостью. Я посмотрел на эту штуку и спросил:

— Какое сегодня число?

На лице Коидзуми отразилось выражение, которое, по крайней мере, в его случае, означало удивление.

— И это первое, что ты спрашиваешь, когда приходишь в себя? Да уж, ты умеешь держать себя в руках. Что касается ответа, так сейчас около пяти вечера, двадцать первое декабря.

— Двадцать первое…

— Да. Третьи сутки с тех пор, как ты впал в кому.

Третьи сутки? Кома?

— Где мы?

— Частная больница.

Я огляделся. Мы находились во внушительных размеров одноместной палате, я спал на больничной койке. Надо же, меня записали в одноместную палату; богатая у меня, должно быть, семья, а я-то и не знал.

— Друг моего дяди — директор больницы, так что, как будешь лечиться, для тебя здесь особый приём.

Да, выходит, семья у меня всё-таки не такая богатая.

— Ну, благодаря вмешательству «Корпорации», ты можешь без всяких вопросов легко остаться здесь на целый год. Тем не менее, я очень рад, что ты очнулся всего через три дня. Нет, нет, деньги здесь не при чём. Моё начальство меня попросту чуть на куски не разорвало за то, что я не уследил за тобой и допустил такое. Мне даже придётся писать объяснительную записку.

Двадцать первое, три дня назад — это восемнадцатое. Что я тогда делал? …А, помню. Я был на краю смерти из-за огромной потери крови, и они отвезли меня в больницу… Нет, стойте, что-то тут было не так.

Я тревожно взглянул на больничный халат, надетый на меня, и потрогал рукой свой живот справа.

Никаких ощущений. Вообще-то, рана должна онеметь, но она едва ли чесалась. Невозможно излечиться от такого ранения за три дня, если только кто-то не залатал меня по полной программе.

— И почему меня положили в больницу? Из-за комы?

— Значит, ты всё-таки забыл. Ну, наверное, тебя нельзя за это винить, ведь ты так сильно ударился головой.

Я потрогал голову. На ощупь там были только волосы — никаких повязок или защитных сеток.

— Что удивительно, ты не получил никаких внешних повреждений или внутренних кровотечений. Твои мозги тоже функционировали нормально. Даже лечащие врачи были сбиты с толку. Они не могли понять, что с тобой не так.

— Но…, - продолжал Коидзуми, — Мы сами видели, как ты свалился через целый лестничный пролёт. Да уж, тогда это выглядело страшно. По правде говоря, думаю, мы все побелели. Ты с таким грохотом рухнул на землю, что я не удивился бы, если бы ты навсегда потерял сознание. Рассказать, как это случилось?

— Валяй.

Значит, я спускался по лестнице в здании, где размещались кружки, и то ли споткнулся, то ли что, но я просто покатился вниз, и рухнул, приложившись головой об землю. Жмак! Тут я перестал двигаться.

Коидзуми рассказывал всё так живо, как будто бы это происходило на самом деле:

— Потом была та ещё суматоха. Нам пришлось вызвать скорую, и отвезти тебя, а ты был всё ещё без сознания, в больницу. Судзумия-сан была белее мела, я в первый раз её такой видел. Да, скорую вызвала Нагато-сан. Это её собранность спасла тебе жизнь.

— А что Асахина-сан?

Коидзуми пожал плечами и сказал:

— Вела себя так, как и следовало ожидать. Вцепилась в тебя, плакала и звала тебя по имени.

— В котором часу восемнадцатого декабря всё это произошло? На какой лестнице?

Я задавал вопросы один за другим, поскольку восемнадцатого был как раз тот день, когда мир перевернулся с ног на голову, а я начал паниковать.

— Ты даже это забыл? Сразу после полудня, как только закончилось совещание «Бригады SOS». Мы все пятеро как раз собирались пойти за какими-нибудь покупками.

Покупками?

— Ты и этого не помнишь? Слушай, ты точно не притворяешься?

— Неважно, ты рассказывай.

Улыбка на губах Коидзуми смягчилась:

— Повесткой дня на совещании стоял вопрос, хмм, что нам делать днём на Рождество. Судзумия-сан сказала, что неподалёку от её дома будет какой-то детский праздник, и «Бригада SOS» выступит там с гастрольным спектаклем. Так можно было бы найти применение костюму Санты Асахины-сан. Она бы нарядилась великолепным Сантой, и раздавала бы детям подарки. Эта весёлая затея была целиком придумана Судзумией-сан.