Исцеление мира. От анестезии до психоанализа: как открытия золотого века медицины спасли вашу жизнь - [66]
В начале 1860-х годов у Игнаца Филиппа Земмельвейса стали проявляться различные расстройства поведения. Точный психиатрический диагноз поставить невозможно; в литературе о Земмельвейсе есть предположения о депрессии, биполярном расстройстве, проявлениях нейросифилиса (сифилитического поражения центральной нервной системы), воспалении головного мозга (энцефалита) и многом другом. Немало спекулятивных умозаключений было и о ходе событий в последние недели его жизни. Несомненно, многие будапештские коллеги объявили его душевнобольным. Судя по всему, Земмельвейса уговорили поехать на курорт и расслабиться с помощью прохладных гидротерапевтических ванн. И, вне всяких сомнений, это являлось уловкой, в которой, вероятно, сыграли свои роли его жена Мария и старый венский коллега Фердинанд фон Гебра. Вместо курорта Земмельвейс 31 июля 1865 года оказался в психиатрической больнице Дёблинг под Веной. С горячностью, проявлявшейся в нем все сильнее, он сопротивлялся изоляции и заключению. Земмельвейса одели в смирительную рубашку и, по всей видимости, медперсонал обращался с ним жестоко. Остается неясным, произошло ли инфицирование из-за нанесенных травм или Земмельвейса доставили в психиатрическую лечебницу с уже воспаленной в результате пореза раной на среднем пальце правой руки, однако в больнице его состояние постепенно ухудшалось; у него поднялась температура и участился пульс, а в правой руке развилась гангрена.
Земмельвейс совершил свой последний путь к столу для вскрытий, где 18 лет назад лежал его друг Коллечка и бесчисленное количество женщин из акушерской клиники. В отчете о вскрытии Игнаца Филиппа Земмельвейса говорится об абсцессе размером с кулак в груди, из которого вырывались зловонные газы, об абсцессе на почке, гнойном воспалении костей (остеомиелите) и других симптомах генерализованной инфекции. Врач, спасший жизни стольких своих пациентов простым мытьем рук, умер именно от недуга, пиемии или сепсиса, борьба с которым была делом всей его жизни.
Джозефу Листеру также пришлось преодолевать сопротивление и враждебность, и его антисептические меры тоже ждали неудачи. Но положение Листера в борьбе за нововведения и революцию в медицине было гораздо более выгодным, чем его несчастного венгерского предшественника и коллеги. В отличие от Земмельвейса, он не был чужаком в своей профессиональной среде – Листер принадлежал к истеблишменту, в котором у него были друзья и спонсоры, в том числе тесть Джеймс Сайм. Листер обладал уравновешенным характером и стойким внутренним спокойствием, что, в противоположность вспыльчивому и отчасти озлобленному Земмельвейсу, придавало ему устойчивости даже при встречном ветре. Крайне важным было и то, что Листер умел правильно оценивать коммуникационные возможности и необходимость общения в медицине. Он понимал, что его крупное нововведение, его прорыв должен быть документально подтвержденной, своевременно представленной работой, которую он продемонстрирует широкой аудитории специалистов, опубликовавшись в наиболее авторитетном издании.
Листер выбрал один из самых уважаемых и старейших специализированных журналов: в период с марта по июль 1867 года в The Lancet под его авторством вышло шесть статей, сразу же ставших сенсационными. Под конец года Листер опубликовал краткое изложение наиболее важных результатов в журнале British Medical Journal под заголовком «On the Antiseptic Principle in the Practice of Surgery»[119]. Листер описал течение болезни маленького Джеймса, а также случаи, когда применение карболовой кислоты не могло предотвратить инфицирование раны. Однако он не оставил сомнений в оптимистичности своей базовой оценки метода: «Есть один момент, который я не могу оставить без внимания, а именно влияние данного метода лечения на общее состояние здоровья в больнице. До его введения два отделения, где проходила большая часть моих операций, были самыми нездоровыми в хирургическом отделении Королевской больницы Глазго. По всей видимости, это связано с неблагоприятной ситуацией с подачей свежего воздуха. Мне было стыдно представлять свои клинические результаты, потому что там весьма часто появлялись такие термины, как госпитальная гангрена и пиемия. Любопытно и в то же время грустно наблюдать за пациентами с открытыми ранами, поскольку каждому или почти каждому из них с высокой степенью вероятности поставят этот диагноз. Я по-настоящему радовался пациентам с неосложненными фрактурами – хотя они были не слишком интересны студентам, они снижали долю открытых переломов среди моих пациентов. Однако, поскольку антисептическая обработка у нас идет полным ходом, раны и нарывы больше не отравляют воздух гнилостными парами, обстановка в моих отделениях – где все остальное осталось без изменений – полностью поменялась. За последние девять месяцев не выявилось ни одного случая пиемии, госпитальной гангрены или рожистого воспаления. Не сомневаясь в причине этого изменения, важность данного факта невозможно переоценить» [7].
