Исав насытившийся. Записки циничного гурмана - [2]
2
Ирландские впечатления: разнообразная морская еда (никогда не едал лучших мидий, чем в Галвее, лучших бархатных крабов, чем в Балтиморе, и лучших устриц, чем в «Английском рынке», графство Корк) и жуткая английская жратва в пабах. В ресторанах время от времени встречалось превосходнейшее вино – и полное незнание того, как его подавать. Даже в дорогих ресторанах знают только о том, что гостю следует сперва попробовать вино, но ответа его обычно не дожидаются и наливают полную – пусть гость еще только принюхивается.
Когда я попросил палочки в дорогом китайском ресторане в Скибберине, персонал удивился несказанно. Но палочки после долгих и усердных поисков мне все же принесли. Мелкую миску для риса мне подали только после настойчивых требований. Да и вообще у меня сложилось впечатление, что не пользоваться увесистого вида столовым серебром здесь – необычно до крайности.
В «Английском рынке» поели мы очень хорошо. Там можно было закупать снедь у разных прилавков и нести все купленное в кафе «Шонс» к хлебу, столовым приборам, приправам и прочему. Устрицы из бухты Бентри были очень большие, мы взяли всего четыре штуки. Когда я рассчитывался, продавец посмотрел на свою помощницу удивленно, – наверное, у них никогда раньше так мало устриц не покупали. За них мне насчитали всего полтора фунта (это около двадцати пяти шиллингов). На десерт я отыскал в «Шонсе» лакомство для аллергиков – мороженое из козьего молока. Вкусно!
На пути домой, в самолете «Аэр Лингус», Ингрид обнаружила прилипшую к упаковке тамошнего обеда мошку. Ингрид – скорее инстинктивно – упаковку отпихнула: «Смотрите-ка, шевелится!» Стюардесса перепугалась, рассыпалась в извинениях, мы замахали руками: дескать, неважно. Но вместе с другой упаковкой она принесла и формуляр: заполните, пожалуйста, жалобу следует подавать по всей форме. После чего стюардесса выслушала уверения Ингрид в том, что зверь не показался ни грязным, ни опасным, и удалилась, чтобы через пару минут подойти снова. Значит, мы все-таки не хотим жаловаться? Нет, не хотим. Тогда к нам явилась обер-стюардесса (или как там она титулуется) и потребовала наши имена и адреса, чтобы «мочь что-то предпринять». Мы снова принялись уверять, что мошки для нас – ничего особенного и даже хорошо, что они у нас постоянно, когда мы летом окно в сад открываем. Свободно залетают, и мы счастливы их видеть, да. После чего обер-стюардесса удалилась. Мы с Ингрид, посоветовавшись, решили, что, наверное, авиакомпания хочет подать на поставщика обедов в суд и для того им нужна наша жалоба. А я подумал еще и о том, не выдать ли мне себя за члена Общества по защите редких животных и не потребовать ли лично удостовериться в том, что бедная мошка в добром здравии, – но стюардесса, надоевшая хуже всякой мыслимой мошки, уже, видимо, отчаялась и от нас отстала.
3
Обед в боулевской «Валторне» в Равенсбурге: обычно у меня проблемы с приемлемым ассортиментом. В меню, как правило, всегда одно и то же, и от бараньих спинок с корочкой из зелени и кроличьих кострецов во всяческой пакости меня просто тошнит. Но у Боули все совсем иначе. Его меню – длиной в две страницы, и ни единого блюда, которое бы потому или поэтому не хотелось попробовать. Проблема выбора, однако.
После долгих и мучительных колебаний я таки составил себе набор морской снеди в стиле «Дим-сум»[7] на закуску и утку – на первое. Конечно, попробовал и то, что заказала Ингрид, – и в который раз подкрепил свое убеждение в том, что Альберт Боули – интереснейший из всех немецких поваров.
Наконец-то купил на рынке налимов, по восемьдесят шиллингов за кило. Слава богу, робкую здешнюю публику пугают липкие, скользкие, змеевидные тела этих рыб и их маленькие желтые глазки, – и вот я невозбранно могу лакомиться их изысканнейшей белой плотью!
С тех пор как я начал использовать компьютер для сбора рецептов – то бишь стал набирать и заносить в память, – понял, что во всей злободневной и сиюминутной журналистике нет настолько злостного строчкогонства, как у пишущих поваренные книги. А может, каждый считает священной обязанностью в каждом новом рецепте непременно написать еще раз, что белый перец должен быть «свеженарезанным», томаты – «очищенными от кожицы и без семян», а лук – «облупленным».
Компьютер – самый подходящий инструмент для сбора рецептов. Кулинарную книгу как-то не слишком хочется носить на кухню и заглядывать по ходу дела. Так ее быстро измызгаешь и истреплешь. А с компьютером я сперва слово в слово набираю нужный рецепт из книги и распечатываю на дешевой бумаге. Ее можно трепать и засаливать как угодно и по использовании выбросить. А размышления по поводу приготовления – напечатать и записать на дискету, и так потихоньку создать замечательнейшую вещь – свою собственную, персональную поваренную книгу.
4. Кулинарная неделя в Вене
В понедельник хотел заказать в «Плахутте» «летучую мышь», но у них ее не оказалось. Для ее приготовления употребляют куски говядины из бедра, по форме как раз и напоминающие распластанную летучую мышь. Они мраморные, и по достоинству их оценит далеко не всякий ортодоксальный любитель «тафельшпица», – может, потому «летучая мышь» и исчезла из меню «Плахутты». Вместо нее я заказал «люгертопф», с ним «круспельшпиц» – суп из языка и телячьей головы – и остался доволен. «Плахутта» старается не отступать от венскоговяжьих традиций, хотя и сделала уступку современности в виде таких атрибутов бизнес-ланча, как крабовое филе. Само собою, «крабы» там – самые настоящие креветки.
«Какими ленивцами мы стали бы, если б могли есть камни», – замечает Курт Брахарц, писатель, гастровед, гастрокритик и гастролюб, руководитель европейского арт-проекта «Темная сторона сыров». В своих ярких, остроумных, порой парадоксальных и дерзких книгах «Страсть Исава» и «Исав насытившийся» Брахарц обозревает, взвешивает, поедает и анализирует нашу с вами гастрономическую современность, подчеркивая, что «челюсть – наш самый лучший инструмент познания».
Все шесть пьес книги задуманы как феерии и фантазии. Действие пьес происходит в наши дни. Одноактные пьесы предлагаются для антрепризы.
Я набираю полное лукошко звезд. До самого рассвета я любуюсь ими, поминутно трогая руками, упиваясь их теплом и красотою комнаты, полностью освещаемой моим сиюминутным урожаем. На рассвете они исчезают. Так я засыпаю, не успев ни с кем поделиться тем, что для меня дороже и милее всего на свете.
Дядя, после смерти матери забравший маленькую племянницу к себе, или родной отец, бросивший семью несколько лет назад. С кем захочет остаться ребенок? Трагическая история детской любви.
Рассказы, написанные за последние 18 лет, об архитектурной, околоархитектурной и просто жизни. Иллюстрации были сделаны без отрыва от учебного процесса, то есть на лекциях.
Что делать монаху, когда он вдруг осознал, что Бог Христа не мог создать весь ужас земного падшего мира вокруг? Что делать смертельно больной женщине, когда она вдруг обнаружила, что муж врал и изменял ей всю жизнь? Что делать журналистке заблокированного генпрокуратурой оппозиционного сайта, когда ей нужна срочная исповедь, а священники вокруг одержимы крымнашем? Книга о людях, которые ищут Бога.
Книга Андрея Наугольного включает в себя прозу, стихи, эссе — как опубликованные при жизни автора, так и неизданные. Не претендуя на полноту охвата творческого наследия автора, книга, тем не менее, позволяет в полной мере оценить силу дарования поэта, прозаика, мыслителя, критика, нашего друга и собеседника — Андрея Наугольного. Книга издана при поддержке ВО Союза российских писателей. Благодарим за помощь А. Дудкина, Н. Писарчик, Г. Щекину. В книге использованы фото из архива Л. Новолодской.