Исаак Дунаевский. Красный Моцарт - [172]

А в середине лета композитор свалился. Крепкий 53-летний мужчина вдруг в одночасье почувствовал себя больным. Он думал, что взбодрит себя внезапной влюбленностью. Но любить было некого. Сердце остыло.

9 июня 1953 года случилась настоящая катастрофа. Уже примерно два года у него болели ноги, на что он, конечно, не обращал внимания. Утром Исаак Осипович не смог встать с постели: правая нога не пожелала его слушаться. Он подумал, что это паралич. Через два дня состоялся консилиум профессоров — хирургов и невропатологов. Они поставили диагноз: эндартериит спазматического характера — разрушение внутренних стенок артерий. Его предупредили о самом худшем — о возможной гангрене. Через несколько дней Исаак Осипович радостно говорил: «В моем возрасте ампутация исключена. Оказывается, с этой болезнью режут ноги молодым. У меня положение не столь мрачно, так как не обнаружено никаких тромбов».

Приказали немедленно бросить курить. «Самое страшное даже не то, что после 42-х лет курения я должен бросить все, а то, что я привык думать и сочинять с неизменной сигаретой».

Июль ознаменовался гастрольной поездкой в Ригу. Собственно, гастролями это можно было назвать условно. Конечно, композитор музицировал, дирижировал оркестром, но все больше отдыхал. Ездить на юг врачи запретили. Рижское взморье пошло ему на пользу. В Риге он повстречался со своей давней любовью — Лидочкой Смирновой. Это прибавило ему молодцеватости. На поезд садился почти прежний красавец герой, гусар, покоритель женских сердец. Даже прибыл на поезд, как раньше.

И вдруг в поезде ему неожиданно стало плохо. Он думал, духота, гарь, пыль… Почти весь день 22 июля из купе никуда не выходил. У Дунаевского странным образом не оказалось валидола. Слава богу, лекарство удалось достать в соседнем купе. Исаак Осипович принял его, и ему стало лучше. На все предложения обратиться к врачу отвечал: «Что я, больной, что ли?» Композитор еще не во все верил и ни к чему не хотел прислушиваться. Он ехал в Москву.

Старший сын, Евгений, которого старые друзья Дунаевского почему-то (готовя том избранных писем Дунаевского) окрестили Генрихом, уехал в начале июня на летнюю практику на Северный полюс. Он оканчивал Художественный институт имени Сурикова. В качестве преддипломной практики получил экзотическое задание: вдвоем с приятелем они должны были на теплоходе пройти по Северному Ледовитому океану и отобразить жизнь и быт моряков в своих картинах.

Родители провожали вместе, как в старые добрые времена. Планировали, чем займутся, когда Евгений вернется из снежного царства, шутили, смеялись. На прощание расцеловались. Плавание предстояло трудное и долгое. Связь с Большой землей обещали очень плохую. Евгению такая романтика была только по нраву.

И вдруг, войдя в купе, Исаак Осипович сел, закрыв глаза, и по бледной щеке медленно сползла к подбородку скупая мужская слеза. Его попутчики — знакомые актеры — деликатно вышли в коридор. К ночи Исааку Осиповичу стало плохо. Он побледнел и откинулся к спинке дивана. Один из актеров бросился за водой.

25 июля корабль, на котором плыл его сын, затерло во льдах Арктики. Громадная белая махина застыла под лучами солнца. Евгений вместе с приятелем решили, что это отличный момент спуститься с корабля, побродить по льду, зарисовать их снежный Ноев ковчег во всем его великолепии. Обошли нос корабля. Снежные торосы похожи на острые пики, которые ждут зазевавшегося путника. О лед запросто можно порезать руку. Вдруг гладкое снежное поле сменилось сплошными торосами. Они мешают идти, приходится перепрыгивать с тороса на торос. Раздался страшный грохот, и ледяная глыба ушла из-под ног Евгения. Юноша оказался по пояс в воде. Ему кажется, что он сейчас утонет. И вдруг как будто кто-то сверху протянул руку, и он, ухватившись за нее, заполз на льдину. Все произошло за считаные секунды. Юношу не покидает ощущение, что его кто-то вытащил. Древняя магическая сила пророков не отказала в последней малости неверующему Исааку Дунаевскому и пришла на помощь его сыну.

В это время в Москве в 12 часов дня Дунаевский закончил писать письмо милой девушке Вытчиковой. Неожиданно ему позвонил из Московского театра оперетты секретарь дирекции, сказал, что театр не располагает партитурой сцены из «Белой акации», которую хотят репетировать в ближайшем будущем. Спросил, нельзя ли прислать к нему за партитурой номера, который в данный момент репетировали. Дунаевский ответил, что он как раз над ним работает и, когда закончит, сам позвонит в театр, чтобы за ним прислали. В этот момент странно закололо сердце.

Дунаевский пошел из кабинета за валидолом в спальню. Баба Нита готовила на кухне. Сначала она услышала шаги, потом сильный грохот, как будто в дверь кто ударил. Пошла открывать. На полу спальни увидела лежащего Исаака Осиповича. Машины, чтобы отвезти его в больницу, не было. Водитель поехал с Зинаидой Сергеевной делать покупки.

Когда через полчаса после вызова к лауреату Сталинской премии приехала «скорая помощь», лицо композитора было спокойным, как будто он наконец услышал долгожданное звучание ангельской симфонии. На пюпитре остались лист новой бумаги с карандашным эскизом последнего номера и неотправленное письмо, остро отточенные карандаши в металлическом пенале и ластик. Все очень аккуратно. Как будто человек — педант.