Ирландское сердце - [212]

Вошла Нора с подносом.

– Не сиди как лунатик, Люсия, – сказала она. – Лучше помоги мне.

– Как? – спросила Люсия.

– Ладно, не обращай внимания.

Нора поставила поднос, раздала нам чашки и налила в них чай, все время поглядывая на дочь.

– Такая же мечтательница, как ее отец, – сказала она мне. – Живет в воображаемом мире.

– Вы много времени прожили в Ирландии, Люсия? – спросила я.

– Не очень, – ответила она. – А вы?

– Совсем немного, – сказала я, – но теперь, когда бои закончились, планирую поехать туда опять.

– Я бы на вашем месте с этим не торопилась, – покачала головой Нора. – Существует масса способов это перемирие поломать.

– К тому же вы просто не можете ехать сейчас, Нора, – возразила Сильвия. – Вы же обещали печатать для нас.

Этим я и занялась. Никаких проблем с тем, чтобы брать ректорскую пишущую машинку и работать в библиотеке с четырех до шести, не возникло. Единственной сложностью было сдерживаться от смеха, который вызывали у меня дублинские персонажи рукописи Джойса. Я часто представляла себе Сирила, невнятно вещающего за барной стойкой. Иногда мне приходилось просить Джойса расшифровывать какие-то отрывки. Он всегда вел себя со мной очень официально – за исключением случаев, когда читал свои диалоги. Тут он использовал разный ритм речи, разные акценты. Получалось очень здорово и весело. Питер сумел оживить для меня древнюю Ирландию, а этот человек уносил меня на двадцать лет назад, в паб Барни Маккирнана. И это напоминало мне таверну Маккены в Бриджпорте субботними вечерами.

Я полностью была поглощена работой, когда в первую неделю сентября меня нашла франко-ирландская герцогиня.

* * *

– А что это, собственно, такое – Слет ирландской нации? – задала я вопрос герцогине.

В это сентябрьское воскресенье они с графиней пришли к мессе в Ирландский колледж. Я не видела их после праздника святого Патрика в церкви Нотр-Дам-де-Виктуар.

И вот теперь они были здесь. Похоже, Шейла и Антуанетта вернулись в Ирландию, и теперь пожилым дамам необходимы были два новых «ординарца». Ими стали мы с Мэй.

– Этот слет станет собранием всех тех, в чьих жилах течет ирландская кровь, со всего мира, – объяснила графиня. – Событие это проходит под патронажем герцога Тетуанского – О’Доннелла, потомка одного из Диких Гусей, уехавшего в Испанию.

Все это должно было произойти в последнюю неделю января.

– Не уверена, что буду в это время в Париже, – сказала я. – Я планировала поехать в Ирландию.

– Вам лучше подождать, – посоветовала Мэй. – Переговоры могут прерваться, и тогда вновь начнется война.

Таким образом, помимо работы машинисткой у Джойса, я теперь присоединилась к Мэй в качестве сотрудника персонала по подготовке слета.

И вот в начале декабря Мэй с криками ворвалась в небольшую комнатку в Ирландском колледже, которая была отдана под штаб приближающегося слета.

– Все получилось, дело сделано! Договор подписан! Мы свободны!

Я вскочила и горячо обняла ее.

– Свобода, – произнесли мы хором. – Свобода, свобода.

Снова единая нация.

Во второй половине дня я предложила герцогине включить в программу выступление профессора Кили. Она согласилась. Я написала Мод, а к письму приложила деньги на проезд для Питера. Я попросила Мод связаться с ним через Сирила или Мауру О’Коннор. Я еще попросила ее саму приехать заранее, чтобы отметить Nollaig na mBan и многое другое.

Однако ответ пришел странный. «Я всю жизнь сражалась за Республику Ирландия. И поэтому не приемлю полумер, как не приемлет их любой настоящий патриот, каковым является Питер Кили», – написала Мод. И что это должно было означать?

Мэй рассказала мне, что договор этот становится очень многим поперек горла. Король Англии по-прежнему остается главой государства, а Ирландия – доминионом и членом Содружества, причем избранные члены ирландского парламента должны присягнуть на верность королю. Однако, как пояснила Мэй, «все это только на словах». За окном была первая неделя января, и мы с ней сидели в нашем маленьком офисе.

– Верно, – согласилась я. – Нужно скрестить за это пальцы.

– Коллинз заявил, что свободы мы не получили, зато получили условия для достижения свободы. Что нужно двигаться постепенно, шаг за шагом, – продолжила Мэй. – И это лучше, чем если бы «черно-коричневые» продолжали жечь дома вокруг нас. А что до Севера… Мик уже переправляет туда винтовки.

Родной для Мэй Тирон был отрезан и стал частью Северной Ирландии, нового государства, где большинство – протестанты. И оно останется в составе Британии. Унионистским.

– Но мы ведь маленький остров, – сказала Мэй. – Нас нельзя делить подобным образом.

– Дом, разделившийся сам в себе, не устоит, – согласилась я.

– А можно узнать, кто это сказал? Не Дев, случайно?

– Сказал это Авраам Линкольн, и говорил он о нашей Гражданской войне, – ответила я.

– Ради бога, Нора, даже не произносите этих ужасных слов, – взволнованно отреагировала она. – Мы не можем допустить у себя гражданскую войну, хотя если Дев подталкивает… – Она посмотрела на меня. – Вы ведь знаете, кто такой Дев?

– Конечно, – кивнула я. – Имон де Валера. Что вы в самом деле, Мэй? Может, я и американка, но не полная же идиотка. К тому же он тоже гражданин Соединенных Штатов.