Ирландское сердце - [209]

* * *

Я не удивилась, когда на адрес мадам Симон пришло для меня приглашение посетить субботний салон Гертруды Стайн.

– Вероятно, хочет, чтобы присутствовал кто-то, кто знал ее до войны, – предположила мадам Симон.

«Мэй точно понравятся картины», – рассуждала я, да и нам обеим нужно отдохнуть после Ирландии. Поэтому я надела свое зеленое платье из крепа, и мы отправились в гости.

Ателье было настолько переполнено, что стен практически не было видно.

Американский говор. Громкие голоса.

Когда мы пришли, у дверей стоял одинокий молодой человек. Симпатичный, темные волосы, голубые глаза. И одет лучше всех остальных.

– Привет. Я Нора Келли, а это Мэй Квинливан, – сходу сказала ему я.

– Скотт Фитцджеральд, – представился он и рукой, в которой держал стакан с виски, показал на толпу. – Большинство этих ребят – бывшие солдаты. Прошли войну. А я все пропустил. Был слишком юным для настоящих сражений. Для писателя плохо пропускать крупные события, которые выпадают ему на веку.

– А я думала, что писатель может создать хороший сюжет из чего угодно, – подначивала его я.

– Правда? Хотя, полагаю, именно это я и пытаюсь делать все время. И способен продать любую книжку при условии, что там дело будет происходить в Нью-Йорке, полном «флэпперов» и диких разгульных вечеринок, – ответил он. – Двадцатые годы, леди, век джаза.

– Но прямо сейчас в Ирландии идет настоящая война. Вы могли бы написать о ней, – предложила я.

– Рынок не примет, нет спроса, – криво ухмыльнулся он.

– Но вы же ирландец, – не унималась я.

– Родился и вырос там. Всю жизнь по католическим школам. Мы с Зельдой венчались в соборе Святого Патрика. Другой мир, другое время.

Он допил свой виски и ушел. Мы с Мэй побрели на кухню. Там Алиса развлекала жен. Подозреваю, что Гертруда любит отделять женщин. Вероятно, считает, что они будут вмешиваться в серьезные дискуссии, которые ведут между собой мужчины.

– А вот идет та самая ирландка, о которой вам рассказывала Гертруда, – объявила Алиса женщине, которая сидела за кухонным столом.

Она была примерно моего возраста, с круглым лицом и глубоко посаженными глазами, какие я видела у своих соседей в Бриджпорте. Лицо ее походило на карту Ирландии.

Она приветливо улыбнулась мне.

– Из какого графства?

Ох, снова пошло-поехало.

– Я американская ирландка, – объяснила я. – Из Чикаго.

– А-а-а, – разочарованно протянула она. – Я думала, вы настоящая ирландка.

– А вот моя подруга Мэй, она из Тирона. Сама же я недавно выяснила, что мои предки были из Барны в графстве Голуэй.

– Барна, – сразу оживилась она. – Я знаю Барну. У меня есть тетка, так она замужем за мужчиной из тех краев.

– А фамилия у него, случайно, не Келли или Кили?

– Нет.

– А… Ну, ладно.

Я уже почему-то так привыкла к тому, что все встречающиеся мне ирландцы каким-то образом были связаны между собой, что искала и себя во всем этом хитросплетении. Поэтому сейчас я испытывала некоторое разочарование, и она почувствовала это.

– Думаю, если копнуть поглубже, то и у меня где-то найдутся родственники из Келли или Кили. Но моя фамилия Барнакл. Нора Барнакл.

– Я тоже Нора, – подхватила я. – Ну, точнее, первоначально была Онора.

– И я, – кивнула она, – но имя это казалось таким старомодным. Таким culchie.

– Culchie?

– Это значит «деревенский» – так нас называют городские, из Дублина. Но я постоянно вспоминаю слова Джима о том, что настоящая Ирландия находится на Западе.

– Джим – это ваш муж?

– Джеймс Джойс. Бога ради, вы обязаны были слышать о нем. Величайший в мире писатель, или скоро станет таковым.

В разговор вмешалась Алиса:

– Послушайте, Нора. Я бы не стала делать таких громких заявлений. На это звание претендует масса кандидатов.

– Могу пожелать им удачи, – категорично заявила Нора, – но никто не может соперничать с ним в ежедневном тяжком писательском труде, когда он пишет до тех пор, пока глаза не начинают отказывать ему. – Она повернулась к Мэй. – Но вы-то настоящая ирландка?

– Да, – кивнула Мэй. – Из графства Тирон.

– Мэй уже ждет место учительницы в местном женском монастыре, – сказала я.

– Много лет назад я была в монастыре Введения во храм в Голуэе, – вставила Нора.

– Были монахиней?

Тут Нора захохотала. Ее рот и нос взрывались потоком дивных звуков. Плечи сотрясались.

Раньше я никогда не верила, что смеяться можно до слез, однако сейчас Нора демонстрировала именно это.

Ее уже согнуло пополам, когда на кухню вошел мужчина – ее муж, как я догадалась. Высокий, очень худой, очки с толстыми линзами, темноволосый, в твидовом костюме.

– Нора, давай уже выбираться отсюда. Не могу больше выносить все это дерьмо. – Тут он увидел ее. – Что это с ней? – спросил он и повернулся к нам. – Припадок какой-то?

Нора выпрямилась.

– Я просто смеюсь, Джим.

Ему это не понравилось.

– Надеюсь, она не рассказывала вам один из своих анекдотов? Где в кульминации фигурирую я.

– Мы о тебе вообще не говорили, – успокоила его она. – Эту женщину тоже зовут Нора. И она поинтересовалась, не была ли я монашкой. Как тебе прекрасно известно, воспитывалась я далеко не монашкой, за что ты должен благодарить свою счастливую звезду. Иначе ты никогда бы не встретил горничную из «Финнс Хотел», которая подобрала тебя, идущего через парк Стивенс-Грин, и никогда бы не смог… Погодите, как же он тогда сказал? А, вспомнила! «Освободиться из сетей ложной благодетели и угрызений совести». – Она снова захохотала. – Как вам такой способ ухаживания за дамой, леди?